В подвалах замка у меня сокровища хранятся,
К твоим ногам, любовь моя, сложу я все богатства,
Моей ты станешь госпожой, тебе я вечность подарю.
Поверь, все будет так, как говорю!

***

- О! Мисс Фейн! Мисс Фейн!

Птичка услышала свое имя и обернулась, выискивая в базарной толпе того, кто ее звал.

Немолодой сутуловатый мужчина в треснувших очках и с тоненькой козлиной бородкой, подняв руку высоко над головой, помахал ей, привлекая внимание. На торговой площади в этот день было полно народу. Все галдели, кричали, суетились и толкались. Продавцы нахваливали товар, покупатели спорили о скидках, дети хныкали, лошади фыркали и хлопали себя хвостами по бокам, отгоняя мух и слепней.

Преодолевая людской поток, Фейн стала пробираться к зовущему ее мужчине и вскоре оказалась возле его телеги, с которой он торговал всяким барахлом. Его звали Арчибальд Грейс, и уже почти двадцать лет он был странствующим старьевщиком. За это время он успел побывать во всех, даже самых отдаленных уголках Долины, и увидел практически все, что можно было увидеть. А уж историй всяких знал - не счесть. А с интересным человеком и пообщаться лишний раз всегда приятно. Едва завидя на базаре его телегу, Птичка всегда подходила посмотреть какие-нибудь диковинки, чтобы купить очередную милую сердцу безделицу, или просто поболтать, как это водится, ни о чем и обо всем сразу.

- Доброго дня, мистер Грейс, - она улыбнулась старьевщику, любопытно косясь на разложенные в телеге товары. Стоявшая рядом молодая пегая кобыла повернула свой плюшевый нос в сторону знакомого голоса. Шустрая - или Шурочка, как старик ее ласково называл - была приобретена им около года назад взамен прежней Маруськи, что имела несчастье сдохнуть на полдороги в Рассвет, оставив торгаша в крайне неприятном положении. С Маруськой у Фейн отношения не задались с самого начала. Старая кобыла жутко ревновала своего хозяина ко всем подряд и едва ли не кусалась в ответ на попытку ее погладить. Шурочка же оказалась полигамна, и искренне любила всех, кто проявлял к ней интерес.

- И тебе привет, красавица, - обрадовалась кобыле танцовщица, тут же протянув руки, чтобы погладить широкую лошадиную переносицу. Шурочка радостно всхрапнула и попыталась зажевать рукав отмеченной.

- Здравствуй, Фейн, - приветливо улыбнулся старьевщик. На его лице от уголков глаз пролегли глубокие лучики морщин. - Я тут кое-что для тебя припас. Погляди-ка.

И он жестом фокусника достал из внутреннего кармана жилетки сложенную палочку веера. Потом раскрыл его и демонстративно помахал, будто сам был дамой на приеме. Веер был расписан золотыми цветами, а по его краю шел кант цвета зеленого мрамора. Бронзовые пластины были искусно испещрены мелким узором. Красивая и элегантная вещица.

- Красота какая! - восхитилась Птичка. - Только дорого, наверное. Он как будто принадлежал знатному роду.

- Так и есть, мисс Фейн, - важно кивнул старьевщик. - Мне он достался в крайне плачевном состоянии, но я смог восстановить его изначальный вид. Что скажешь? Из какого места у меня руки растут? - и он добродушно хохотнул.

- Очевидно, что из правильного, - поддержала его смех Фейни.

- А что касается цены, только для тебя, забирай за две серебрушки. Может, придумаешь с ним какой-нибудь танец. Мне будет приятно, что мой труд не пылится в шкатулке.

- Я, честно говоря, не собиралась сейчас ничего брать, - замялась Фейн. В ее карманах могло бы сыскаться не больше трех десятков крох.

- Понимаю, - вздохнул Грейс. - Но, может, тебя больше заинтересует что-нибудь из вон того? - он кивнул на массивный сундук, стоящий подле телеги. И как он его только вытащил? - Купил весь, не глядя, у какой-то старухи, а разобрать времени не было. Обычно я так не делаю, но тебе разрешу покопаться в нем первой, если хочешь.

Фейни, чье сердечко уже было занято волшебным веером, копаться в старом хламе не хотелось. Но она побоялась обидеть старика еще одним отказом, и потому, кивнув, с трудом подняла тяжелую кованую крышку. Запах пыли и нафталина сразу же ударил в нос. Под самые завязки сундук был набит какими-то тряпками, рамами от картин и пустыми листами бумаги. Взгляд наткнулся на книжецу в черном переплете с серебряными уголками. Читать Птичка любила, и потому рука потянулась полистать томик. Меж его страниц было воткнуто множество сложенных листов, на которых тушью кто-то совсем неплохо вывел пейзажи, зарисованные, очевидно, с натуры - деревья, водоемы, плющ на стене, гриб с листиком на шляпке. Это оказалась вовсе не книга, а, скорее, записная книжка. Судя по рисункам, его бывший владелец много путешествовал по Долине.

- Что нашла? - пожав руку какому-то проходящему мимо знакомому и обменявшись с ним парой слов, старьевщик подошел к танцовщице.

- Кажется, чей-то дневник.

- Хм. Очередной барин вел заметки о своей драгоценной жизни? - понятливо хмыкнул Грейс.

- Ну, он много путешествовал, - стараясь не растерять кипу листочков, размещенных хаотично и кое-как и буквально делающих книжецу в два раза толще, протянула Фейн. - Я бы взяла почитать.

- Забирай, - махнул рукой старьевщик.

- Задаром? - удивилась Птичка.

- Задаром, - кивнул Грейс. - Этакое добро никому неинтересно, кроме редких уникумов. Но таких еще пойди сыщи. А у меня телега не резиновая.

- Эта цена мне точно по карману, спасибо, - улыбнулась отмеченная, пряча подарок в сумке.

- Да, пожалуйста. Но учти, - хохотнул старик. - Если там обнаружится карта сокровищ, мне причитается треть!

***

Попавшая к ней в руки потрепанная книжеца действительно оказалась не просто путевыми заметками, но чем-то вроде личного дневника. Ее владелец - некий барон Генри Бенджамин Блеквелл - сначала много ездил по стране, а потом женился и осел в своей фамильной усадьбе, расположенной близ Утеса. Он неплохо управлялся с чернилами, и, глядя на иллюстрации, Фейн могла представлять себе то, что видел барон. Но семейное счастье длилось недолго. Вскоре супруга его заболела странным недугом, и все старания даже самых именитых лекарей были напрасны. В конце концов, молодая леди умерла, и дневник обрывался какими-то непонятными магическими формулами и бессвязными заметками на полях. Похоже было, что под конец ее болезни, когда все традиционные методы были испробованы, сэр Блеквелл пытался подчинить себе эфир. Фейн водила пальцем по строчкам убористого почерка и пыталась понять, что же конкретно он делал. Но ее познаний в теоретической части явно не хватало. Единственное, что она могла бы сказать наверняка, это была НЕ природная магия.

В задней обложке изнутри обнаружился кармашек, в котором был спрятан серебряный овальный кулон и нарисованный тушью портрет красивой девушки. Вероятно, супруги. На оборотной стороне портрета стояло имя "Камилла" и цифры: 02.04.53. Нажав на крошечную педальку медальона, Фейн открыла крышечку и нашла в нем локон темных волос.

- Печально все это, - пробормотала она самой себе, сжимая в кулаке украшение. Красивая и трагичная история, развернувшаяся несколько десятилетий назад, казалась отмеченной чрезвычайно живой и близкой. Ведь ее участники касались этих самых предметов, что сейчас лежат перед ней на столе. В ее воображении появился образ Генри Блеквелла - исхудавшего за постоянной работой, с отросшими и немного растрепанными волосами, трехдневной щетиной на усталом лице. Он склонился над своими записями и задумчиво потирает подбородок, пытаясь понять, что не так. Он очень любил свою жену и всеми силами хотел ей помочь. Она была ему дорога.

О любви, пронесенной сквозь года, Птичка знала не понаслышке, и очень сочувствовала им, оставшимся в далеких пятидесятых годах. Хотя, почему оставшихся? Если Камилла, очевидно, умерла, то сам барон может оказаться живее всех живых. Сейчас ему должно быть около шестидесяти лет. И если он потерял свои вещи, этот кулон, он, должно быть, будет рад их увидеть вновь.

***

На следующий день, ведомая навязчивой идеей воссоединить дневник, кулон и портрет с их настоящим хозяином, Фейн отправилась в мэрию, чтобы выяснить, где сейчас проживают Блеквеллы.

- Блеквеллы? - надменно переспросил молодой архивариус, поправляя на носу большие круглые очки. - Одну минуточку.

Он вытащил из-под стола огромный толмуд в твердом переплете и стал листать пожелтевшие от времени страницы. Его пальцы скользили по фамилиям на букву "Б", пока, наконец, не уперлись в нужную. Брови удивленно дернулись, но мужчина не произнес ни слова.

- Так что? - в нетерпении переспросила Птичка, пытаясь изогнуть шею и посмотреть на записи, которые тот нашел.

- Ничего, - с шумом захлопывая гроссбух перед самым ее носом, ответил архивариус. - Последний Блеквелл пропал в начале шестидесятых годов. Наследников не было, и все его имущество ушло с молотка, а усадьба была передана в собственность города.

- Как же так.. пропал? - разочарованно выдохнула Фейн. В ее представлении все должно было оказаться совершенно не так. Но ниточка романтической истории жестоко обрубалась, не давая любопытной танцовщице узнать ее окончание.

- Вот так. Пропал. Совершенно тривиальным образом, как многие пропадают, - равнодушно ответил бесчувственный работник архива, убирая книгу и вновь поправляя свои очки.

- Но, может быть, он просто куда-то уехал? - не хотела сдаваться Птичка. - Может, сохранились какие-то документы, записи...

- Послушайте, девушка...

- Фейн.

- Фейн. Вы с какой целью интересуетесь?

- М... - Фейн замялась, понимая, что праздное любопытство этот государственный сухарь удовлетворять не станет. - Видите ли, похоже, у Генри Блеквелла все же остались родственники в Штольнях. Дальние какие-то, я не стала вдаваться в подробности. Мне заплатили, чтобы я выяснила у вас всю возможную информацию по участку и, если есть, срисовала план поместья.

- Не думаю, что им что-то светит, - с сомнением протянул архивариус. - Как я и сказал, теперь все это принадлежит городу. Впрочем, учитывая плачевность состояния имущества, и за давностью лет, возможно, у них есть шанс, если они обратятся в городской суд. Нужны будут неопровержимые доказательства родства, свидетели...

- Это уже не мое дело, - нетерпеливо перебила его отмеченная. - Захотят, сами приедут и все у вас спросят. Мне бы план, да я пойду.

***

Утро выдалось на редкость отвратительным. Еще с вечера небо над городом заволокло тяжелыми тучами, и ночью первые капли забарабанили по крышам. Если бы не договоренность, Фейн предпочла бы выбрать другой день, чтобы посетить заброшенную усадьбу Блеквеллов. И будь она хоть немного суеверней, сочла бы это плохим знаком.

Два дня назад, когда она получила план усадебного комплекса зданий, Фейн уже была здесь. Стояла возле вросших в землю высоких кованых ворот, смотрела на некогда величественный, но нынче совершенно мертвый особняк, но переступить черту этих владений так и не решилась. Где-то там, она верила, был спрятан ответ, куда исчез Генри Блеквелл. Но идти туда одной она никак не могла себя заставить. Оттуда веяло запустением и гнилью старых досок. И каждый скрип ветра казался зловещим и таящим в себе опасность.

Но при всем ее каком-то безотчетном страхе перед старыми заброшенными зданиями, Фейн никак не могла отделаться от одной навязчивой мысли. В дневнике барон описывал подземные помещения, в которых проводил свои опыты. Однако ж на плане ни о каких подвалах и речи не было. Единственное, что, согласно арихивам, находилось ниже уровня земли - кухонный погреб. Но его размеры были смешны, и он явно не годился для целей Блеквелла.

Это несоответствие терзало Птичку тем сильнее, чем дольше она обо всем этом думала. И, в конце концов, неудовлетворенное любопытство заставило ее решиться на совершенно идиотский и отчаянный шаг. И накануне вечером отмеченная посетила портовый квартал. Она разыскала там таверну, в которой, по слухам, заходил один человек, и оставила у бармена для него письмо - узкий голубой конверт без марки и обратного адреса.

И теперь, в назначенный час, она вновь стояла у тех же самых кованных ворот напротив жуткого особняка. Дождь барабанил по ее яркому желтому зонту, а сапоги по самую щиколотку перепачкались в размокшей дорожной глине. Фейн смотрела сквозь почерневшие прутья на заросший бурьяном сад, и мысли ее витали в далеких пятидесятых, когда это место еще жило и приносило кому-то радость.

Отредактировано Фейн (2022-02-03 13:29:51)

Кажется, дождь и не собирался прекращать своё неистовое и безжалостное падение на мощённые улочки города. Да, этот месяц выдался весьма дождливым, но людей Утёса это нисколько не пугало и не останавливало их привычной суеты, разве что торопила их скорая ночь, знаменующее, как правило, скорый приход приносящей с собой пепел и смрад туманной проблемы, но одному человеку, с нанесённым на лицо странным сценическим гримом, было плевать. Он сидел на подоконник, свесив одну ногу и глядя, как портовые матросы, бедняки и отщепенцы торопятся сделать ноги кто куда. Как и всегда, как и в предыдущие, а затем и последующие вечера, кто-то из них, кроме бедняков, разумеется, проведёт ночь в кабаках, трактирах или в борделях. Иногда Коракса мучала мысль, а что если посетитель борделя заплатил всего на часок другой, а туман уже заполонил улочки - не уж то его выпнут наружу? Всё может быть. Местные заводилы, включая тех, кто держал всякие игорные дома или распоряжался жизнями дам - и мужчин в том числе, - лёгкого поведения, не очень были благосклонны к разного рода прохиндеям, пьянчугам и просто дуракам, которые любили следовать правилу “трахать - так королеву”, но не заботились о жизненно важных для Долины мелочах.

— И долго ты собрался там сидеть, Тень? — положивший на стол ноги, в старых потёртых кавалерийских сапогах, мужчина медленно покачивался на двух ножках старого стула. Скрип стоял столь сильный, что даже Коракс, при свойственном ему терпении вора, периодически щурился. Ему казалось, что рано или поздно эта вредная привычка станет причиной тому, что Гэб свалится со своего места и разобьёт к чёртовой матери свою, не самую полную на умные мысли, голову.  — Может тебе и плевать на то, какую нам погоду с гор приносят вечерами, ведь ты у нас “Кар-каааар”, но я не хотел бы окоченеть или ещё чем похуже найденным утром какими-нибудь смотрителями. Помнишь Эбдэ? Мужики поговаривают, что он выжил, но у него выросла настоящая женская грудь и член отпал! Ты прикинь?!

Гэба причисляли к ворам, когда как на самом деле он был никем иным, как обычным мордоворотом, который быстрее засунеть в ваше гузно оторванную от забора палку, нежели попытается взять причитающееся скрытно и без всякого кровопролития. Проще говоря, языком Долины, вымогала.

— Ну что ты молчишь то? Клянусь Светом Истинным, всё так и было. Я конечно, не верю в пургу Джорба, но ты сам знаешь, что всё это не шутки. Поэтому, не будешь ли ты так любез и прикроешь грёбанную форточку?!

Коракс молчал. Его лицо было подставлено каплям дождя, которые мирно стекали по его щекам, отражая свет одиноко горящей свечи в подсвечнике на столе рядом с Гэбом. Его глаза были закрыты и сам он будто наслаждался идущим дождём, словно ждал его целую вечность.

[float=left][/float]

— Ты что, оглох? Всё ещё думаешь о том письме? — Гэб не собирался останавливаться. Он был упрям и его упрямство и профессия мордоворота неплохо гармонировали с внешними данными мужчины. Он был невысок, коренаст и с лысиной на голове, а густые. рыжие бакенбарды лишь только придавали его крепкому виду больше маскулинности. Он и Коракс сильно отличались и вместе смотрелись так же странно, как грязный сапог с белой кружевной тряпкой. Не совсем точная интерпретация, учитывая то, как мрачный и вечно разодетый в чёрные одежды Коракс контрастировал в принципе с любым горожанином - никак. Однажды вынужденный прокрасться в родовой склеп одного богача, Тень уже напугал до остановки сердца одного могильщика. Технически, он как и прежде не замарал руки убийством несчастного, но практически его иногда принимают за восставшего покойника или жнеца, особенно учитывая эту его привычку разрисовывать всяко себе лицо. Впрочем, смерть могильщика стража всё равно записала на его счёт или же на любого другого негодяя, главное, что теперь была возможность использовать умершего могильщика как аргумент в переговорах с любыми любителями полазить вечерами или ранним утром по кладбищу.

— Понимаю, что ты мне не всегда доверяешь, чтобы я не наворотил делов, и не показал то письмо и так далее - ты ведь у нас мистер осторожность, - однако коль озвучил ту шутку про “десять часов утра”, может уже не будешь притворяться озабоченным и возьмёшься за нормальную работу? — Гэб был уже на взводе. Они редко работали с Кораксом вместе, а точнее Коракс в принципе был одиночкой по своей натуре, однако Гэб был перед ним в долгу, да и, несмотря на свою рожу и склонность к дракам, являлся неплохим другом и собеседником.

— В общем, сожги его и пой…

— Я буду там. — неожиданно и спокойно ответил Коракс, медленно опустив голову и скосив глаза на Гэба. На его лице играла лёгкая, печальная улыбка или она казалась печальной, но те, кто знали вора уже давно привыкли к его периодически проявляющейся чрезмерно трагической мимике.

— ЧТО?! — Гэб аж подскочил, но как и предсказыал Коракс, ножски стула не выдержали и надломились, после чего раздался сильный грохот и теперь на всё про всё жаловались старые и скрипучие доски пола. Не хватало ещё свалиться на первый этаж.

— Всё верно. Я возьмусь за дело мисс "Ф". — теперь улыбка Коракса стала более яркой и хитрой. Он резко соскочил с подоконника и неожиданно подбежал к Гэбу, отчего тот чуть не вскрикнул, отползая на локтях к стене.

— Чего э-э-это ты?! — выпалил он, слегка побледнев и уже поднимаясь на ноги. — И как ты собираешься? Ты же не сможешь?

— Смогу, — заключил Коракс и продемонстрировал Гэбу необычную склянку с красной жидкостью внутри. — Но мне понадобится твоя помощь…

***

— Хренов дождь! — выругался Гэб, сплюнув себе под ноги и шагая в назначенное место. Он дивился тому, как в этот месяц погода может быть скверной. Ему помнилось, что в прошлом году Месяц Середины выдался не таким сырым и мокрым, и он  смело мог разгуливать по городу без рубашки, демонстрируя дамам свои широкие плечи и мощную грудь. Он шёл к усадьбе Блеквеллов, там, где по словам Коракса, должна была ожидать некая рыжевласая дама. Весь путь он гадала о том, насколько всё это таинственно. Быть может эта незнакомка симпотная и поэтому он решился на эту авантюру? Кораксу не было свойственно ходить на дело без залога, да ещё и на такое мутное. Да и женщины Тень не сильно интересовали. Вообще, Гэб дивился тому, как долго Коракс мог быть один и жить никому не доверяя, особенно без женщин. Видимо, придрочился. Впрочем, неважно. Гэб знал, что мог доверять Тени, а Тень ему. На этом у них всё.

— А-а-а… — начал было Гэб, но немного потерял дар речи при виде укрывающийся за зонтом рыжевласой женщины. Он ещё не достаточно разглядел её лицо, как уже понял, что с удовольствием снял бы комнату для него и для неё. Он едва не забыл о поручении Коракса и совершенно не обращал внимание на заросли бурьяна, обвивший прутья забора плющ и лозу дикого, уже давно погибшего от болезней винограда, да и саму усадьбу на своей кочерыжке вертел, как вдруг из большой клетки в его руках раздалось пронзительное “Ка-а-а-ар” и Гэб пришёл в себя.

— В-вы мисс “Ф”? — озадаченно спросил он. — Я Гэб и пришёл сюда по вашему приглашению в письме, а это… — мужчина повертел в руке стальную клетку с большим чёрным вороном внутри. — Собственно, Коракс. — ситуация была странной, страшной, но смешной. Как только Гэб начал представлять своего соратника, он понял, что едва-едва сдерживает смех. — Вы мне не поверите, но по утрам он… собственно вот - птица! Проклятие такое, воровское. — и снова из клетки раздалось пронзительное “Ка-ар”.

Отредактировано Коракс Тень (2022-02-03 23:55:28)

[indent] Жили-были Пес, Кот и Мышь. Жили рядом, жили вместе – выживали, как могли, – как паразиты, не иначе. Первый, сильный – силой брал чужое; второй, хитрый – хитростью; а третий, ловкий – ловкостью. Каждый – гад, как на подбор, но Кот и Пес смеялись лишь над Мышем – столь жалкой тварью, даже на их фоне, казался тот, – ни силой, ни умом не мог еду добыть он – лишь унижением: копался он в помоях, купался он в грязи – как мог он избегал внимания людского и прятался от цепких взглядов их. Но век Кота и Пса прошел: забили одного, повесили другого. А Мышь-же выжил – живет и до сих пор – во тьме, в дерьме, и не смеясь. Вот только Псов кругом и всяких там Котов – хоть отбавляй. И пусть товарищи те старые погибли, над Мышем потешаются и ныне – уже иные мрази – и Вороны, и Крысы, и Волки, и Лисы. А ведь терпения, тем временем… на всех не хватит.

[indent] «День – говно» – заключил Карл, вытирая сопли рукавом – рукав тот от соплей уж твердел и трескался, – «И будто бы бывает иначе»

[indent] Клоп нырнул в толпу, как в косяк – рыба: лишь здесь он не чувствовал себя чужим, ведь всем тут было на него плевать – каждый в давке спешил по собственным делам, уверенный, что уж его-то заботы важнее забот прочих и чужих. Одного лишь Карла, наверное, не раздражали постоянно в него врезающиеся бездумные тела – тела ведь те таскали кошельки тощие и плотные, носимые в глубоких карманах или прятанные за пазухой – любые из них в равной мере чуть радовали не самого жадного вора.

[indent] Вот только удача покинула Карла уже на пятом кошельке – не потому, что тот был пуст, напротив – слишком полон; достаточно, чтобы хозяин почувствовал его отсутствие тут же, не отходя от места преступления и на шаг, достаточно, чтобы он поднял шум такой, что и толпа кругом притихла, внимание на него обратив. А уж чего-чего, а внимания, тем более столь массового, Сопливый не желал – от эпицентра проблем он тут же понес свои ноги; понес, впрочем, уж слишком шустро – достаточно шустро, чтобы чуть внимания перенести и на себя. Вот он свернул в почти пустой переулок, а за спиной уже звучало: «он побежал туда, туда!», «за ним, за вором!».

[indent] И вот уж Карл бежит, как в последний раз – будто земля под его ногами проваливается в бездну. И пусть бежит он не так быстро, как хотел бы – болезненность в общем и сопливость в частности мешали полной грудью всасывать столь важный для физических упражнений кислород; но бежал он знающи – изведанными городскими тропами, столь удобными для него и столь непроходимыми для любого из чужаков. Вор и прыгал, и полз, и протискивался – он знал, куда пролезет сам и куда не пролезет никто иной, он знал, куда выведет каждый из использованных лазов.

[indent] В конце концов, он добрался до безопасного места – места, безопасным которое назвать мог лишь сам он и несколько столь же отчаявшихся людишек. Темный, сырой закоулок, кажущийся столь подозрительным и враждебным, что ни один прохожий в него не решится заглянуть – а, раз так, то и потенциальным грабителям, и предполагаемым мордоворотам здесь ловить было некого и нечего. И здесь Карл вздохнул с облегчением – но зря. Стоило ему опереться о колени, переводя дух, как нечто, куда более сильное, чем сам он, выдернуло его в еще большую темень – в угол, где тьма была будто бы даже осязаемой – холодной и липкой, проникающей в легкие, словно тяжелый газ, что никогда уже из оных и не выведется – останется извечным напоминаем, обратившись в черные пятна – и лишь коронер, возможно, когда-либо их увидит.

[indent] «Ты идешь со мной. И получишь за это монеты»

[indent] Карл понял, что к нему обращается, по одному лишь отзвуку голоса – несмотря на то, что слышал его до сих пор не то чтобы часто. Не Пес, но Волк – очередной знакомый материализовавшийся кошмар – вечно сердитая и бесконечно жестокая тварь, вздернуть которую до сих пор не умудрился ни один из стражей правопорядка – а уж причин для того наверняка хватало. И Карл, и Тварь понимали – оплата необязательна, напоминание о награде – глупая издевка. Сколько раз над Сопливым похоже шутили? Воришка не знал таких чисел. Сколько раз Сопливый на подобное предложение отвечал отказом? Ни разу. И потому он до сих пор беден, и потому он до сих пор жив.

[indent] К сожалению, Оборотень – лишь начало; дальше – хуже, дальше – Она.

Отредактировано Сопливый Карл (2022-02-06 14:05:29)

Они зашагали дальше, в сторону особняка. Невозможно было описать, насколько мисс “Ф” оказалась болтливой, звуками засоряя всю округу никому не интересной историей о каком-то там очередном богатом уроде, какой-то неразделённой любви, а лучшей любви, чем очень непристойный поцелуй сисястой блондинки в доме наслаждений в Портовом квартале Гэб не знал. Вопрос Фейн о том, что думает Коракс позабавил Гэба, ибо, как ему казалось, Коракс сейчас думает только о том как пожрать, свить гнездо и может, навернув парочку кругов над чьей-то головой, спустить грязный балласт на неверных. Но совсем уж собеседницу оставлять без ответа было, как это ещё говорят, не - бла, бла, бла -, красиво! Ответ, конечно, ушёл запоздало, пришлось дослушать весь пиздёшь до конца, но Гэб всё же был терпелив, ведь дело есть дело и заказчиков нужно терпеть.

— Я думаю, что Коракс… — он посмотрел на клетку с птицей. – Высоко оценит такую историю. 
А теперь Гэб думал о том, как рассказать мисс “Ф” красивую басню о том, какой он классный парень и что Коракс без него ничего не может и вообще всему научился у него. Зачем? Да как и любой мужик с его мозгами размером с монету: сразить наповал, захватить всё внимание и по возможности уговорить на небольшую - двухминутную - любовную авантюру. Ну а если женщина откажется, будет ещё время, чтобы применить силу, тем более в таком, богом забытом времени. И вот, пока Гэб думал о всякого рода отвратительных вещах, впереди нарисовалась первая помеха…

Стоило ли говорить о том, какой Гэб нервный малый?  Можно его прижать к стенке и он как крыса в тупике, начинает отчаянно суетиться, рвать и метать, сражаться как волк за свою не самую дорогую шкуру. Он был всегда подозрителен, достаточно страдающей паранойей личностью. Не за дело и тем более не по шутке - хотя некоторые отморозки шутят и таким образом -, он отрубил своему собеседнику руку рыбным тесаком просто за то, что ему показалось, будто тот соглядатай властей и прямо за столом в корчме. Крику было много, а пострадавший был обычным пекарем, который до конца своих дней отныне сможет припекать себе разве что задницу от воспоминаний о том дне, где он потерял руку и, слава богу, не жизнь. Так вот, стоило новой знакомой мисс “Ф” забеспокоиться, а он именно так и подумал, судя по её реакции на присутствие неизвестного хрена и неважно показалось ему или нет, левая рука Гэба невольно дрогнула и потянулась к тому самому месту, где находилась кобура на поясе, а правая поползла к “Золушке” - так он называл свой короткий топорик для рубки мяса, что также свободно висел на поясе, но уже по другую сторону от кобуры с простеньким пистолем.

— Эй, ты его знаешь? — наклонившись к уху Фейн и не сводя глаз с мистера “Выгляжу, как гнилой труп, но ещё дышу”. Кажется, Гэб благополучно пропустил мимо ушей приветствие девушки касательно того подозрительного бледнолицего типа. Впрочем, Гэб в принципе пропустил мимо ушей и всё то, что рыжая бестия рассказывала ему во время прогулки до особняка. Пожалуй, единственный и внимательный слушатель, как мог бы отметить разве что друид или поехавший кукушкой говорящий с животными и в том числе птицами человек, был расправивший чёрные крылья, насколько позволяло пространство клетки, и приоткрыв ключ ворон.

— Ка-а-а-ар! — дал он свою краткую оценку то ли хорошенькому телосложению Фейн и поэтому разинул свой клюв, глядя доселе на движения её бёдер во время прогулки, то ли стоявшему у входных дверей “адепту всех притонов Утёса” и потому расправил крылья, мол “я больше, чем кажусь, мужик”.

Гэб сильно нервничал. В письме, по крайней мере по словам Коракса, не утверждалось наличие инородных, пусть и живых, тел, которые вот так вот, чего тоже не указывалось в письме, свободно размахивают руками. Но хуже всего в данной минуте было не ошалевшему рыжебородому мордовороту с лицом рождённым от соприкосновения с кирпичом, а Кораксу. Где-то на задворках птичьего ума, человеческое сознание вора понимало, что в случае непредвиденной ситуации, этот идиот сначала швырнёт клетку с птицей, позабыв о плане, как как крыса о сыре, спасаясь от стаи голодных кошек.

— Мокрый, отойди от дверей! — крикнул Гэб, вынимая из кобуры пистоль и тем самым послав всю конспирацию Фейн в гузно мертвеца. — Если ты тоже пришёл сюда поживиться, договоримся, но если ты пёс властей - я за себя не ручаюсь!

Отредактировано Коракс Тень (2022-02-12 13:10:05)

[indent] Волк наклоняет голову, вслушивается. Шелест. Легион капель: по иглам, чавкающей земле, мешковине куртки. Всматривается в частокол деревьев, где одно сливается с другим, пытается поймать во внимание хотя бы крошечную перемену, легкий намек – и с долей злого разочарования понимает, что Карл действительно сбежал; просочился сквозь пальцы, жалкий дождевой червяк, стоило ответственному нанимателю мгновением отвлечься на чужеродные признаки, робкие следы человеческого присутствия.
[indent] Не побоялся потеряться в безнадежном одиночестве. С Волком страшнее. С Волком исчезнуть – все равно, что подписаться на Тюрову роль; рукой только никак не обойтись, печенью, легкими, головою – тоже.
[indent] Знал бы Волче эту старую сказку, то посмеялся раскатисто, выталкивая из глотки лоскуты хриплого воя. А так, получается, не над чем хохотать: теперь что не дверь для него – то пойди, сломай, силач, да так, чтобы не провалиться к чертовой бабушке за сорванное с петель колдовское проклятье.

[indent] Он мог бы опуститься на все четыре и рвануть по пятам; прочесать чащу, стараясь отыскать среди мириад вскрываемых ароматов тот самый, единственный и неповторимый – желудочной кислоты, рыбьих кишок, страха, в конце концов – самый красный из всех красных флагов; истерический взмах тряпки разгневанному быку. Шанс на шанс. Рулетка с тремя пулями вместо одной.

[indent] Но Оборотень легко прощает Сопле должок. Не потому, что вдруг оказался милосерден, нет; игра в кошки-мышки – его любимая.
[indent] И как тут отказать – такому ювелирному вызову?

***

[indent] – Если не возражаете…

[indent] Он теряется похлеще тени, потому что лес знает и принимает его; гиганта, умело закутанного под опеку измотанной временами одежды. Вынюхивает, мучительно морщась тому, что ушам под капюшоном тесно, и цапается единственно нежная изнанка; прислушивается к женскому голосу где-то сильно впереди и правее себя.

[indent] – …это странным?

[indent] Забор, забор, забор. Особняк злой и внимательный, Оборотень – тоже.

[indent] – Мы с другом... с друзьями, прогуливались по окрестностям и решили... М... Мне стало любопытно посмотреть на здание поближе. Никогда не бывала в подобных местах раньше. Весьма... Занимательно.

[indent] Громадная фигура в одиночестве замирает там, где аллее только положено было зачаться. У самых ворот.

[indent] – Мокрый, отойди от дверей! Если ты тоже пришёл сюда поживиться, договоримся, но, если ты пёс властей – я за себя не ручаюсь.

[indent] Этого бы задрать первым. В пару рывков, рискуя словить пулю, о которой Оборотень пока даже не догадывается – слишком уж он любил иронию в шутках случая.
[indent] Всему свое время.

[indent] – Уберите оружие и давайте поговорим нормально. Была бы моя воля, ваше сердце успело бы уже несколько раз остановить свой ход пока шли сюда.

[indent] Чудовище всхрапывает, роняя смешок. Мастерство красноречия человеку даже в отчаянном старании не пропить – но этому, видать, удалось.

[indent] – Меня зовут Эвар Мордрагор, я пришёл сюда в надежде застать барона и его семью в полном здравии. Он единственный, кто смог бы помочь мне сейчас. Но теперь… С этим местом явно что-то произошло, и я собираюсь это выяснить. Если вы просто гуляете, то советую вам выбрать иное место для променада. Здесь опасно. Кто вы и зачем вы здесь?

[indent] Бросив прятаться и разогнувшись, Волк вышагивает след в след между теми двумя, тремя, если верить услышанному в обрывках фраз, что оказались теперь по прямой впереди.

[indent] – Клятые пр-р-риключенцы! – Рявкает весело, останавливаясь на достаточном расстоянии. Оружие. Его беспокоило оружие и легкий оттенок напряжения в воздухе. Становиться чудовищем, против которого на радостях объединятся остальные, Оборотень не торопился. – Ну-ка, красавчик, а со мной договоришься? Я это место первым нашел. Мне – лучшая доля.

[indent] Мордоворот, рыжая, тухлячок и курица в клетке. Компания – чудо. Пушечное мясцо. Изысканный выбор.

[indent] Волк разводит лапы по сторонам. Перчатки скрывают когти и шерсть. Голос – вполне человеческий, если бы не болезненный бурелом из храпа и дробящего рыка в наигранно-беспечном полутоне.

[indent] Само очарование. Нужно оказаться слепым, чтобы этого не понять.

Отредактировано Оборотень (2022-02-19 16:13:06)