Природная магия непроста и своенравна. Ее обуздать, пожалуй, что сложнее всего. Крошечный человечек дерзает бросить вызов силам, что запросто могут поглотить его с головой. Это касается и водной стихии, что является прародителем всего живого, и воздушной, под чьим перстом гнутся вековые деревья и поднимаются ураганы, и растительной, в чьей власти все живые организмы Долины, и, конечно, огненной. Самой непредсказуемой и разрушительной. Не зря первое, что крепко-накрепко вбивают малым детям, это что нельзя играть с огнем.

И при всем своем мастерстве и тысячи раз выверенном трюке никогда нельзя терять головы.

---***---

- Милли! А ну, не бегай тут! Осторожнее! - слегка полноватая женщина в простом платье и с длинными русыми волосами, убранными под платок, сердито окрикнула дочку, взволнованно выискивая ее глазами среди общей толчеи.

Но куда там! Толпа ребятишек, сбившись в стаю, весело смеялись, бегая от лотка со сладостями к карусели, гоняя палкой голубей или просто друг за дружкой. И десятилетняя Милли вовсе не была исключением. Русая, как ее мама, с забавным курносым носом и большими зелеными глазами, она точно так же по-детски беззаботно воспользовалась предоставившимся ей летним деньком да городским праздником, на который ее привели взрослые, и теперь, встретившись с друзьями, носилась по площади.

На ярмарке Милли нравилось буквально все: от разноцветных сладостей и деревянных расписных лошадок до кукольных представлений. От смешно отпрыгивающих в стороны взрослых, когда они всей ватагой несутся через улицу, до красочных костюмов артистов. Солнечный свет, заливавший площадь, мелодичная музыка, веселый гомон толпы. А еще Тил - двенадцатилетний паренек с короткими каштановыми волосами и самым настоящим шрамом на правой брови - след от драки с дворовой собакой. Тил казался воплощением мужества и красоты. А еще он бегал быстрее всех других мальчишек, и, так уж вышло, что только Милли могла посоревноваться с ним в скорости.

А на площади, меж тем, началось настоящее огненное шоу. Красноволосая девушка в длинных белых перчатках выпускала из шелковых платков огненных голубей, выдыхала пламя и жонглировала. Опасное представление завораживало, тем более, что созданные огни меняли цвет с красного на фиолетовый, затем уходили в синий, выныривали розовыми и постепенно желтели, чтобы потом вновь стать красными.

Магичка ловко подбрасывала огоньки, а затем ловила, будто это были самые обыкновенные мячики. Девушка весело улыбалась и подмигивала глядящим на нее детям и подросткам. И только внимательный взгляд заметил бы блестящий на висках пот и сосредоточенность в карих глазах. Контроль отнимал много сил, а ведь публике хотелось видеть легкость и непринужденность. Словно волшебство свершается само по себе, без особого труда и участия самого мага. Но никак не оставленные от репетиций этих номеров ожоги.

В тот день Фейн договорилась о выступлении на ярмарке, что проходила на торговой площади Утеса. Она не танцевала, потому что пару дней назад весьма неудачно подвернула ногу, и распухшая лодыжка только-только начала поправляться, позволяя на себя наступать лишь с крайней осторожностью. Даже шнуровку высокого сапога пришлось завязывать слабее обычного, потому что его кожа слишком давила на сделанный компресс.

Фейн улыбалась зрителям и подбрасывала мячи все выше. Это был последний на сегодня номер, и она уже надеялась, что скоро окажется дома и даст, наконец, многострадальной ноге отдых.

Никто не мог этого предотвратить. Вылетевшая из толпы, словно пушечный снаряд, русоволосая девчушка со всех ног налетела на артистку, повалив ее на каменную брусчатку. Девочка нисколько не расшиблась, упав на отмеченную, а вот Фейн скривилась от боли - та умудрилась въехать ей по больной лодыжке. Однако взволнованные восклицания толпы заставили девушку, позабыв на время о болезненных ощущениях, поскорее подняться и посмотреть, что произошло. А произошло то, чего допускать было никак нельзя. Огненные шары не потухли, а, выпав из рук, разлетелись в разные стороны. Какой-то угодил в колодец, какой-то упал публике под ноги, и на камнях его быстро затоптали. Но один поджег подол какой-то женщине, и пламя, вспыхнув, за несколько секунд опасно разрослось. Женщина кричала и пыталась сбить огонь руками, люди вокруг пытались помочь, кто-то велел ей кататься по земле.

Фейн подняла руку, направив ее в сторону женщины, и сжала кулак, одним движением гася платье. Катастрофа была предотвращена, но облегченный вздох, как оказалось, был преждевременен.

- Дом! Дом горит! - раздался возглас, и толпа ахнула.

От ужаса открывшегося ей зрелища волосы на затылке отмеченной буквально вздыбились. Видимо, один из шаров угодил на шторы первого этажа доходного дома, и огонь, свойственно его природе, стал жадно пожирать все доступное ему дерево и ткань. Люди заволновались, послышались крики, музыка стихла, и началась едва ли не паника. Все спешили: кто-то поскорее найти своих и покинуть площадь, кто-то на поиски ведер, кто-то сразу ринулся к колодцу.

Птичка кое-как поднялась с земли и передала испуганную Милли в руки подбежавшей к ним женщины. Но все это было едва ли на автомате, Фейн очень спешила. Скорее, пока пожар не стал слишком большим, чтобы она могла его потушить. Она еще не сталкивалась с неконтролируемым пламенем и не знала, на что хватит ее умений и сил. Хромая, она с трудом пробиралась через беснующуюся толпу. Лицо артистки озарилось оранжевым, когда в окне показался всполох пламени, и Фейн в испуге отпрянула - пожар все-таки разразился.

По соседству открылась дверь, и из дома стали выбегать люди с котомками и свертками. Фейн протянула руку и сжала кулак, пытаясь утихомирить стихию, и пламя, вроде, и вправду стало уменьшаться, но лишь до тех пор, пока огонь не добрался до ковра. Тогда он вспыхнул с новой силой, а по спине отмеченной полоснуло острием паники.

Все еще не веря, в то, что не сможет справиться, под крики толпы она влетела в оставшуюся распахнутой настежь дверь. В коридоре от дыма уже становилось трудно дышать, и девушка закашлялась. Однако это не могло ее остановить. Ворвавшись в горевшую комнату, она выставила обе ладони, буквально вытягивая жар на себя.

- Давай-давай-давай-давай, - шептала она, не то подбадривая саму себя, не то умоляя стихию. - Пожалуйста, уймись.

Вокруг Фейн огонь образовал полукруг и пожирать доски не спешил, однако комната выгорала с неимоверной скоростью, и вскоре температура поднялась настолько высокая, что даже магичке находиться здесь стало уже невозможно, и Фейн была вынуждена отступить обратно в коридор. Нога выла от боли, но Птичка не обращала на это внимания. Все ее мысли, все силы были брошены на то, чтобы потушить огонь. Это был провал. Ужасающий. Чреватый кошмарными последствиями. И Фейн просто не могла допустить, чтобы по ее неосторожности сгорело целое здание.

Через окна стала хлестать вода: люди смогли организовать тушение, но такими темпами, становилось ясно, что дом обречен. И если упрямая артистка не отступит, то просто-напросто задохнется в дыму. Или же ее засыпет горящими обломками.

Понемногу становилось не просто трудно дышать, но сквозь дым и жар было уже ничерта не видно. Фейн понимала, что не справляется с пожаром, но отступить не могла. Жители будут бороться с пламенем своими методами, а она своими. И нельзя сказать, что ее действия были совсем уж бесполезными, в конце концов, огонь до сих пор не перекинулся на соседние дома, а бушевал в одной лишь комнате, облизывая яркими языками потолок и валя густым дымом из окон.

Треск и рев пламени заглушал крики на площади, и девушка вздрогнула от неожиданности, когда рядом кто-то оказался. Не тратя понапрасну слов, он оттащил ее, словно котенка, из коридора, аккуратно придерживая за талию. То ли он заметил ее хромоту, то ли видел, как дрожат от усталости ее руки. Но какими бы благородными не были его мотивы, ему здесь тоже было не место. Ни один человек не должен находиться так близко к пламени.

Опираясь на его плечо, Фейн обратила перепачканное сажей лицо к блондину, что спешно оттаскивал ее из опасного места, и хотела было сказать, что ему самому стоит уходить. Но в этот момент мужчина остановился и отпустил ее. Неосторожно шагнув, Фейн наступила на больную ногу и, не удержав равновесия, упала на доски, едва успев выставить перед собой руки. Из глаз брызнули непрошеные слезы - от боли и отчаянья. Такими темпами у нее точно не останется никаких сил управлять стихией, и их обоих просто-напросто поглотит огонь.

Но беловолосый не спешил уходить. Он повернулся к оставшемуся без контроля и потому слишком быстро разрастающемся пожару. В его руке блеснул, кажется, крест, и, обратившись к Свету Истинному, он стал производить какие-то манипуляции с эфиром.

В первую секунду, глядя на него сквозь мутную пелену слез, Фейн не поняла, что он собирается делать. Однако в помещении почти сразу стало прохладнее, а рвущийся в коридор огонь - заметно слабее. Пришедший так вовремя на помощь мужчина оказался магом. Он ловко управлялся с заклинаниями, словно бы накрыв пожар куполом, и выкачивая из него весь воздух. Фейн приподнялась на локтях и села, поспешно вытирая уголки глаз нижней частью ладони. Вот уж чего ей точно не хотелось, так чтобы ее приняли за плаксу.

А тем временем, лишенное кислорода, пламя гасло, оставляя после себя уродливые обгорелые черные остовы мебели и провалы в полу. Дым скапливался под самым куполом, все четче очерчивая безвоздушное пространство, заполняя его словно воздушный шарик. Благодаря изоляции, дышать в коридоре стало заметно легче, и Фейн сделала несколько жадных глубоких вдохов, расслабленно прикрывая глаза. Кажется, беда оказалась позади. И главное, никаких жертв. Кроме ее самолюбия, конечно.

И после всего, когда опасность была практически устранена, беловолосый обернулся и ободряюще улыбнулся бывшей циркачке.

- Ты молодец, - Фейн приподняла веки, удивленно смотря в красные глаза альбиноса. Молодец? Он.. хвалит ее? Но в его словах не слышалось и нотки иронии или сарказма, поэтому, по всему выходило, что да, хвалит. - Тебе надо сейчас же решить: ты выйдешь к этой толпе или нет. Если побежишь - возьми мою одежду. Никто не станет станет искать послушника.

На ее лице отразился страх. Глаза распахнулись, пересохшие губы приоткрылись. Фейн обернулась на входную дверь. Об этом она не думала. Не думала, что захотят с ней сделать разозленные люди, чей дом подвергся такой опасности. Люди, чей праздник был испорчен ее неосторожностью. Люди, чей ребенок мог пострадать в паникующей толпе. Нет. Несмотря на то, что никакой ответственности с себя за произошедшее Фейн не снимала, выходить через ту дверь она не хотела. Сейчас они все заняты тушением, их объединяет общая беда. Но стоит им увидеть виновницу, как жажда справедливости, наверняка, восторжествует. А, узнав, что она еще и отмеченная, никто не станет разбираться, что ее просто толкнули.

- Нет, пожалуйста, - она вернула испуганный взгляд на беловолосого мага. - Не надо. Они же.. они разорвут меня.

Предложение переодеться в его одежду прозвучало неожиданно. Этот незнакомец не только бросился за ней в огонь, не только исправил ее ошибку, но и продолжал спасать дальше. Возможно, все дело было в том, что он не видел ни ее руки, ни отметки и не знал, что она отмеченная, и потому был так добр. На время выступления Птичка старалась спрятать свои... отличительные особенности от взглядов, чтобы они не отвлекали от сути, но сейчас ей стало от этого неловко.

Поднявшись на ноги, стараясь не наступать на правую, одной рукой она расстегнула пару верхних пуговиц и оттянула вниз ворот, оголяя предплечье. Там на бледной коже отчетливо выделялись черные линии татуировки. Ни один житель Долины ее ни с чем не спутает, слишком уж необычны их владельцы. Шумно выдохнув, она впилась глазами в его лицо, сверля взглядом. Если уж он собрался ей помогать до конца, то пусть знает, кому.

- Ты все еще хочешь помочь?

В голосе скользнула горечь. Саму себя-то принять оказалось не так уж просто, но Фейн... смирилась с этим. Однако в то, что жители когда-нибудь перестанут делить мир на черное и белое, отмеченных и нормальных, она не верила. Стоило потенциальному меценату увидеть ее руку, как взгляд его тут же менялся, глаза стекленели, лицо становилось равнодушным, и он находил объект по-приемлемее. Как будто у искусства не должно было быть меток! Это одна из причин, по которой, не смотря на всю свою страсть и усердие, ей до сих не удавалось пробить потолок.

- Если передумал, не казни себя. Ты и так сделал слишком много. Там, - она чуть отклонилась и кивнула мужчине за спину, - есть окошко на задний двор. Я уйду через него, - она запнулась и, вернув ткань платья обратно на плечо, добавила. - Если позволишь.

Вместо ответа блондин молча стащил с себя балахон послушника и бросил Фейн. А в его безапелляционном тоне девушке послышалась забота. На мгновение она замешкалась. Ее взгляд скользнул по оголенному плечу мужчины, видя аналогичную отметку. Что ж, это, вероятно, многое объясняло. Практически все, кроме этого балахона.

Но спорить не стала. Ей была нужна помощь, и он ее оказывал. Провозившись с непривычной одеждой чуть дольше обычного, Фейн, наконец, нашла горловину с рукавами и выпутала руки. Одежда сидела свободно и практически как надо. Если бы она тоже ушла в монастырь, вероятно, они могли бы носить один размер. Хотя, конечно, бывшая циркачка привыкла к одеждам более облегающим.

- Беги, - после недолгих наставлений кивнул ей альбинос, и Фейн побежала.

Ей не составило труда выбраться из дома и, смешавшись с толпой, покинуть площадь. Никто и не подумал заговорить с ней. Склонив голову пониже, пряча лицо и приметные волосы в капюшоне, она ушла кривыми улочками, надеясь только, что во всей этой суматохе никто не обратит внимание на выбивающийся полупрозрачный подол платья и изящные туфельки на босых ногах, столь не свойственные служителям церкви.

Правда, внутренне Птичка была далеко не так спокойна, как внешне. Ее грызло отвратительное чувство вины за произошедшее, тем навязчивее, что определенно она не могла дать себе ответ, насколько была виновата в этой ситуации. Ребенок мог сбить и простого глотателя огня, а он, в свою очередь, не смог бы сделать и половины того, что сделала она. Но все эти оправдания нисколько не снимали навалившейся горы. Наоборот, от этого становилось только гаже.

Фейн добралась до дома и поспешно захлопнула за собой дверь. Вывихнутая лодыжка, видимо, проникнувшись серьезностью ситуации, ни разу так и не напомнила о себе за все время бегства. Устало опустившись на стул, Фейн еще несколько минут успокаивала разбушевавшееся сердце и приводила мысли в порядок, на каком-то подсознательном уровне ожидая, что сейчас в дверь постучатся, и за ней окажется рассерженная толпа.

Но минуты шли, никто не стучался, и жизнь потихоньку продолжалась. Первым делом Птичка сняла с себя балахон. На пол тут же посыпались монеты, по-видимому, забытые беловолосым мужчиной. Фейн собрала их и положила на стол. Ткань пахла костром с примесью гари и немного потом. К тому же в некоторых местах она оказалась выпачкана в саже. Пришлось бросить ее в таз с водой и постирать. Не возвращать же вещь в таком виде! Правда, как она будет это делать, она пока не знала. Отмеченный не назвал своего имени, и все, что она может, это отправиться завтра к церкви в поисках альбиноса с меткой.

Фейн усмехнулась. Такие приметы были, пожалуй, точнее имени.

Развесив выстиранный балахон на веревку посреди комнаты, она зажгла небольшой огонек позади ткани, чтобы поскорее высушить, а сама села на кровать и принялась разматывать бинты компресса. Этот день принес ей много треволнений. Хотелось дождаться возвращения Вила с Эми и пожаловаться на собственную криворукость. В этот момент ей ужасно не хватало поддержки друзей. Хотелось плакать, но Фейн этого не любила. Она стиснула зубы и разворачивала перевязку, бросая грязные бинты на пол.

Целебная мазь, купленная для нее Эми, оказалась поистине волшебного свойства - краснота и небольшая припухлость не только спали, но и в целом нога выглядела совершенно здоровой. Девушка удивленно подняла брови и пошевелила пальчиками ноги, будто это о чем-то ей могло сказать. Просто много мелких движений, чтобы отвлечь саму себя. Осторожно опустила ступню на пол и медленно перенесла на нее вес тела, встав. Невероятные чудеса! Она отчетливо помнила, как в горящем доме упала, неаккуратно ступив. Сейчас же - хоть прыгай. Так не бывает. По крайней мере, так не бывает от мази. Но как же тогда?

В тот день Фейн из дома больше не вышла. Наверное, боялась, что кто-нибудь из тех, кто был на площади, заметит ее и все вспомнит. Она рано легла спать, а на утро первым делом сложила балахон, завернула в тряпочку деньги и, покрыв голову шляпкой с вуалью, отправилась в церковь.

Никогда прежде ей не доводилось бывать в этом месте. Так уж сложилось, что Фейни не верила в чью-либо помощь, и в том числе, помощь потусторонних сил. Будто-то кто-то может да и захочет вообще помогать таким, как она - неправедным, неверным, запутавшимся. Отмеченным. Нет, их удел - собственным лбом пробивать возведенные стены или расшибаться об них насмерть. И если случайный прохожий все же подаст руку, непременно что-то потребует взамен. Поэтому в храм Фейн шла с самым что ни на есть подходящим для этого чувством - смирения. Чего бы церковник не захотел от нее, это в любом случае не будет равноценным для Фейн. Но, хотя бы, она узнает, во что тот человек оценивает чужую жизнь.

Массивные двери оказались не слишком тяжелыми, хватило усилий одной руки, чтобы их открыть. Внутри - просторное помещение с высоким потолком, и терпкий запах ладана вперемешку с воском. Фейн огляделась, выискивая взглядом того, кто мог бы передать вещи и записку. Конечно, можно было просто оставить их тут на лавке и уйти, но все же она хотела сказать пару слов в сопровождение. Да и совесть (или гордость?) не позволила бы остаться анонимной. Поэтому в записке, кроме благодарности, стояли ее имя и адрес. На случай, когда беловолосый церковник захочет с ней связаться.

Его ответ пришел на следующий день. Из-за вывихнутой лодыжки, которая по плану должна была терзать танцовщицу еще недели две как минимум, репетиций у Птички запланировано не было, и она проводила это утро в домашних делах.

От стука в дверь внутри все на мгновение похолодело, она успела испугаться, что ее настигли последствия вчерашнего несчастного случая. Но постаралась взять себя в руки и все же открыла. На пороге стоял мужчина в балахоне точь-в-точь как у ее вчерашнего незнакомца. С мягкой улыбкой он протянул ей конверт и, ни слова не говоря, развернулся и ушел. Фейн выглянула из двери, провожая его взглядом, а потом распечатала конверт и пробежала глазами строчки. И по мере того, как она читала, ее губы сами собой расплывались в улыбке.

Его предложение помочь с контролем оказалось очень любезно и своевременно. Правда, было несколько неловко за то, сколько этот человек готов дать совершенно незнакомой отмеченной. К такому обращению Фейн не привыкла. Она даже несколько раз перечитала его слова, чтобы убедиться, что поняла все правильно. В конце концов, она даже отложила этот вопрос до вечера, чтобы обдумать и принять решение на холодную голову.

Позже днем они встретились с Эмелином. Выслушав ее рассказ, он отнесся к этой идее с некоторым сомнением. Точно так же как и она, он считал, что бесплатный сыр может быть только в мышеловке, а потому стоит быть осторожнее. Даже с послушниками монастыря. Однако его предостережение почему-то наоборот натолкнуло Фейн на мысль, что ей это и вправду нужно. Если в другой раз она сможет погасить пожар, пусть даже и устроенный не по ее вине, и тем самым спасти кого-то, это стоило любых рисков.

Чмокнув Эми на прощание, Фейн поспешила домой, заглянув по дороге на рынок. Как завести разговор о деньгах, что, возможно, Трайер, ожидает за свою помощь, она не знала, и потому решила для начала испечь что-нибудь, чтобы отблагодарить. Или, хотя бы, возместить таким образом потраченное время. И чем дальше она думала о том, как пойдет к монастырю и попросит увидеться с послушником Фолкером, чем больше представляла его реакцию на корзинку свежих булочек, тем шире становилась ее улыбка. Что ни говори, приятно делать другим добро.

Однако благими намерениями, как известно, выложена дорога в ад. Пока Птичка беспечно покупала муку и масло, пребывая в отличном расположении и даже мурлыкая себе какую-то мелодию под нос, две пары внимательных глаз следили за ней из-под навеса торговой палатки.

Джошуа и Эммет Линчи - работяги с литейного завода Утеса. Оба высоких, жилистых, с вечно чумазыми от работы руками и лицами. Сколько их покойная матушка не билась над тем, чтобы они тщательнее умывались, все было без толку. А едва старушка отошла в мир иной, как те, казалось, и вовсе позабыли о гигиене. Джош работал в кочегарке, и от него всегда пахло потом и углем. А его младший брат Эм - таскал мешки на склад, и его руки огрубели от вечных мозолей, а спину постоянно ломило.

Но доля простых работяг, вечно горбатящихся на тяжелой работе и в итоге сдохнувших если не от грыжи, так от туберкулеза, их не устраивала, и они находились в вечном поиске халтуры да халявы. Свято уверенные в том, что двум таким завидным красавцам в жизни должно только фартить, младший часто пропадал за игорным столом, в то время как старший приторговывал опиумом. А, поскольку, судьба-злодейка, обхаживать всех подряд не обязалась, периодически поворачиваясь к братьям филейной частью, это давало новые поводы злиться на жизнь и обвинять всех вокруг в своих несчастьях: клятых капиталистов в их жлобстве и зажиточности, сраного начсмены за его лебезятничество перед начальством, ебаное начальство за низкие зарплаты и длинные смены, картежников-шулеров, вшивых псов, что лают по ночам, мешая спать, и даже давно преставившуюся старуху-мать за то, что родила в грязи да свалила на тот свет, не нажив ничего путного.

И в тот злополучный день оба они оказались на площади, и старший Линч видел тогда, что случилось. Как красноволосая девка в блестящих одеждах упала из-за выскочившего ребенка, и огонь из ее рук раскатился, что горох, по площади. Нет, Джош не бросился тушить. Что он, дурак какой? Ему же за это никто не заплатит. Да и в целом его рот перекосила кривая улыбка, когда он видел, как занялся первый этаж дома богатеев-чистоплюев. Не все коту масленица, думал он, лениво выплевывая прилипший к нижней губе окурок и продолжая сидеть на квадратном стоге сена, утрамбованным кем-то на продажу. Он и не думал, что эта сцена ему для чего-нибудь сгодится, до тех пор, пока не приметил красные волосы в толпе на том же самом рынке на следующий день.

- Слышь, че, - он пихнул брата локтем в бок и кивнул на Птичку, шедшую по улице в сторону дома.

- Че? - Эммет посмотрел в направлении, куда тот указывал. - Ну, краля. Че, подкатить хочешь?

- Она и так мне даст, - гоготнул тот. - Я секрет про нее один знаю. Она за него как миленькая ляжет.

- Что еще за секрет? - заинтересовался Эммет. Он вчера знатно проигрался, а чужие секреты могли стоить денег.

- Пойдем. По дороге расскажу.

И они на некотором расстоянии двинулись по улочке, тихо переговариваясь и строя план своих дальнейших действий.

---***---

Фейн закончила с выпечкой где-то после трех. Времени еще было полно, и она решила не откладывать визит на потом, а принести булочи, пока они еще были свежими. Печи в ее комнатушке, конечно, не было, но отмеченная приобрела для таких целей поднос и быстро научилась удерживать огонь на нужном расстоянии и в достаточном жаре, чтобы любая выпечка быстро пропекалась, а корочка не сгорала. Получалось даже быстрее, чем обычным способом, и Вил иногда подтрунивал над ней, что с таким талантом ей стоило податься в пекари. Но к кулинарии Птичка была равнодушна, и потому продолжала танцевать.

Она аккуратно уложила хрустящие коричневатые булочки в корзинку и не могла не улыбнуться, глядя на такой румяный и красивый результат своих трудов. Закрыв корзинку от пыли чистой салфеткой, она вышла в коридор и закрыла за собой дверь. Повернула два раза ключ в замке и неспешно вышла на улицу. В идеале, вся эта прелесть даже остыть не успеет. Если она сейчас срежет пару улиц, пройдя переулком, то через пару кварталов окажется около монастыря. Должно быть, ее спаситель не ожидает увидеть ее так скоро.

Подгоняемая нетерпением, Птичка ускорила шаг. На ее лице играла улыбка, и она совершенно не заметила, как ней в переулок кто-то шагнул. И тем неожиданней для нее было, когда кто-то перегородил ей дорогу, вынырнув из проулка между домами.

- Спешишь куда, красавица? - ногтем поджигая спичку и прикуривая мятую папироску, хрипло поинтересовался мужчина лет сорока. Жесткие короткие волосы, давно не видевшие расчески, чумазое, кажется, в саже лицо, и длинные узловатые пальцы. Он привалился плечом к кирпичной стене, перегораживая проход и не спешил уходить.

- Простите? - нахмурилась Фейн. Она не понимала, чего они хотят. Ясно, что ничего хорошего, но они видели, в каком квартале она живет, так что денег с ее грабежа они вряд ли получат. Она шагнула было назад и чуть не наткнулась на второго, как оказалось, подошедшего сзади.

- А если не простим? - широко улыбаясь щербатой после ветрянки рожей спросил этот второй. На его щеках виднелась неаккуратная щетина, и одежда неприятно пахла застарелым потом.

- Да что вам нужно-то? - раздраженно спросила Фейн, переводя взгляд с одного на другого. Ее раздражение было лишь прикрытием для хватающего своими липкими щупальцами за горло страха, и она сделала еще шаг назад, уперевшись лопатками в холодную стену.

- Автограф. Да, Джош,? - шакалом захихикал щербатый.

- Мы вчера видели твое... огнеопасное представление, - Джош выдохнул струю дыма вверх, крутя сигарету в пальцах. - Это было незабываемо.

При упоминании вчерашних событий все внутри нее опустилось. Но Фейн лишь молча сжала челюсти, сверля взглядом мужчину.

- И как добропорядочные жители мы обязаны сообщить страже о местонахождении опасного поджигателя, - спокойным, даже ленивым тоном продолжал говорить Джош. Он был уверен, что рыбка у него на крючке и не торопился подсекать.

- Тогда почему до сих пор не сообщили? - дерзко спросила Фейн, надеясь только, что ее голос не дрожит от волнения. - Где стража? Может, все вместе пойдем и поищем ее?

Джошуа оторвался от стены и сделал пару шагов, подходя к Фейн и упирая ладонь в стену возле ее лица. Она задумчиво сделал затяжку и выдохнул вонючий дым прямо ей в лицо. Птичка поморщилась и кашлянула.

- Потому что, девочка, мы решили, что можем с тобой договориться, - он опустил взгляд на ее грудь, закрытую кожаной безрукавкой, и цыкнул зубом. - Короче. Мы знаем, где ты живешь, - похоже, ему надоело тянуть резину. В конце концов, в переулок в любой момент мог зайти ненужный свидетель. - Собери-ка нам к концу месяца по пять серебряных на брата. Что бы, так сказать, очистить груз с совести. И можешь быть свободна.

Отмеченная побледнела. Десять серебряных за неделю! Откуда ей их взять, да еще и при условии, что с работой сейчас не ахти.

- И не вздумай кому сказать! - добавил щербатый, поднося свой кулак к ее носу. - Мы из тебя быстро эту дурь выбьем.

- Эм, ну не будь грубым с дамой, - протянул Джош, опуская глаза еще ниже и примечая корзинку с ароматнопахнущими булочками. - Я уверен, наша подруга все и так прекрасно поняла.

Он запустил свою пропахшую табаком и серую от грязи руку под белую салфетку и вытащил сдобу. Поднес ее к носу и с видимым наслаждение вдохнул аромат.

- Задаток, - мерзко улыбнулся он, показывая на булочку, и они с щербатым пошли в сторону улицы.

Фейн ничего ему не ответила. Она словно прилипла к стене, глядя им вслед и не в силах пошевелиться. Ее сердце так сильно колотилось в груди, что, казалось, его эхо должно было отдаваться в этом чертовом переулке.  Едва мужские спины скрылись за поворотом, как корзинка выпала из ослабевших рук Птички, и покатилась по каменной плитке, рассыпая драгоценное содержимое по грязному переулку. А девушка медленно сползла спиной по стене и, спрятав лицо в коленях, всхлипнула. Эти страшно ее напугали. А ещё ей было так... мерзко. И что теперь со всем этим она будет делать?

К монастырю в тот день она так и не пошла. Кое-как заставив себя подняться и подобрать корзинку, она на каком-то автомате добралась до своей комнаты и заперлась там до конца дня, боясь подходить к двери.

Лишь на следующий день она нашла в себе силы, чтобы написать короткую записку и попросить посыльного передать ее в монастырь.

"Простите меня, брат Фолкер, не смогла вас вчера навестить.
Если вы не передумали, буду рада взять у вас несколько уроков. Ваша Ф."

Отредактировано Фейн (2021-11-28 17:57:33)

Фейн не знала, где ей взять столько денег. В закромах была припрятана некоторая сумма, но ее явно не хватало на то, что требовали шантажисты. И самое печальное во всем этом, что никто не мог гарантировать, что, даже получив свои серебряные, они не продолжат угрожать снова и снова, вымогая деньги, пока не надоест.

Сдать их страже Птичка, разумеется не могла. А жаловаться Эми с Вилом не хотелось. Они непременно встанут на ее защиту, и это противостояние пугало ее еще больше того, что с ней могли сделать, если она не найдет деньги. Или не даст отпор.

Наверное, поэтому она написала тому послушнику. Если он научит ее лучшему контролю, а, может, даже чему-нибудь устрашающему, она могла бы сама их напугать. Да так, чтобы они больше к ней никогда и не сунулись бы.

Ответ Трайера пришел только на следующий день, и Фейн не могла его в том винить. Судя по всему, весь тот день Фолкер провел за письменным столом, дотошно прописывая ей способы управления эфиром и со скрупулезной тщательностью объясняя каждый жест. По такому пособию колдовать мог научиться даже совсем безнадежный глупец. Правда, Фейн несколько удивило, что Трайер решил начать с самых азов. В свое время ей повезло добраться до одного учебника. Именно он научил ее концентрировать эфир и изливать "смысл" "паутинкой" жестов. Впрочем, она с интересом прочитала все, что он написал, выискивая то, чего она могла не знать, или на что долгие годы не обращала внимания. А когда она дошла до его "домашнего задания", то тут же отложила бутерброд с сыром, который жевала, и стала искать подходящую тару. Ей не терпелось попробовать то, о чем говорил ее новый знакомый.

Большая жестяная кружка как раз подошла. Ее стенки не могли треснуть и разлететься на осколки, какой бы ураган не бушевал внутри. Насыпав внутрь немного сахару, Фейн в точности выполнила необходимые жесты, определив для себя главенствующий, как помешивание против часовой стрелки указательным пальцем. В начале это упражнение казалось легче легкого. Кристаллики сахара послушно поднялись со дна и закружились в заданную сторону. Несколько секунд все шло хорошо, пока вихрь не стал почему-то набирать силу, раскачивая кружку из одной стороны в другую, совсем скоро уронив ее со стола и завертев на полу волчком.

- Да ну куда ж ты.. - усмехнулась танцовщица, подбирая беглянку и возвращая ее обратно на стол.

Этот трюк пришлось повторить еще несколько раз прежде, чем Фейн с некоторым усилием, но все же смогла устаканить сахарный вихрь и продержать его дольше пяти секунд. С гашением на этом этапе проблем, кажется, не возникало. Но Птичка не была так уж уверена, считая, что при больших объемах эфира так просто обрубать его не получится. Она помнила этот опыт при обращении с огнем - платье жительницы было легко погашено вливанием некоторого количества эфира, чтобы взять объем огня под контроль, а затем пламя легко схлопнулось, едва она осушила поток. В той комнате пожар разгорался слишком быстро, и Птичка просто не успевала перекрыть его эфиром. Какие-то участки она, конечно, гасила, но в целом унять это у нее не хватало умений.

Осмотревшись по сторонам, не лежит ли что-нибудь бьющееся на полках, и убрав подальше в шкафчик все кружки и столовые приборы, Фейн отошла к стене и, подняв руки, попыталась устроить бурю в комнате. Просыпанный сахар вперемешку с песком юлой закружился в центре, и вихрь, набирая обороты, стал быстро разрастаться, пока одежда не заходила на Фейн ходуном, а в лицо не ударил свежий ветер. Это значило, что буря достигла своих пределов для этой комнаты, и оставалось только удерживать ее в таком состоянии, не давая выйти из-под контроля и не позволяя становиться настолько сильной, чтобы она закружила с собой стулья или стол.

Две секунды... четыре... шесть. Пора было переходить ко второй части упражнения - мгновенному гашению. Она сфокусировала мысль на эфире и резко отпустила его. Поток должен был тут же ослабнуть и полностью развеяться, но этого не произошло. Вместо этого закрученный вихрь, словно высвобожденный из-под оков контроля, резко стал увеличиваться в размерах, пока не разбросал по комнате табуретки, содрал с кровати покрывало, выпотрошил книжную полку, а в единственном окошке не лопнуло стекло. Получив доступ к воздуху, вихрь вырвался на улицу, оставив в комнате разруху да распластанную по стене и напуганную Фейн. Сделав несколько вдохов-выдохов, танцовщица медленно отлепилась от стены, хрустя осколками стекла, разбросанному по полу, несмело подошла к окошку и выглянула, боясь увидеть последствия, которые могла оставить ее тренировка. Но, по счастью, в большем объеме ее вихрь не смог сформироваться во что-то разрушительное и попросту рассеялся.

Фейн облегченно выдохнула и отошла от окна. Хорошо еще, что осколками никого не задело!

Наскоро прибравшись, отмеченная села писать ответное письмо. Переход с "вы" на "ты" и обратно в письме Трайера позабавил ее. Вроде как разговор с хорошим человеком, когда хочешь поскорее сблизиться, но это было бы невежливо в столь короткий срок, и язык сам собой начинает прыгать по формам обращения. Альбинос был ей приятен, и Фейн подумала, что ничего страшного не случится, если она сочтет его другом. Тем более, что последней своей строчкой он, словно бы почувствовав что-то, спрашивал, не случилось ли чего.

Без прикрас она рассказала ему, как у нее вышло его задание в рамках кружки. И, чуть поколебавшись, написала, что в рамках комнаты контроль сохранялся, а вот с отменой вышли трудности. Пообещала, что продолжит тренироваться, но хочет потом обязательно опробовать в бОльших масштабах, чтобы точно быть уверенной в своих силах.

А потом ее рука замерла над бумагой. С одной стороны, ей хотелось кому-то пожаловаться на свои неудачи. А с другой, обременять проблемами чужого человека, который и так выручил ее из беды, становилось неуместно. В итоге, договорившись с совестью, Фейн написала следующее:

"Ты очень прозорлив, Трай. Действительно, позавчера произошло одно событие, из-за которого я так и не смогла до тебя дойти. Выяснилось, что кто-то в толпе видел, что тогда произошло, и запомнил меня. Теперь они хотят за свое молчание денег. Но ни о чем не волнуйся, я с ними справлюсь. У меня есть друзья, они помогут насобирать нужную сумму. Ты же УЖЕ оказываешь мне неоценимую помощь, давая советы, благодаря которым такой беды больше не повторится."

Она бросила задумчивый взгляд на разбитое окно. Ветер теперь свободно гулял по всей комнате, раздувая занавески и шелестя листами бумаги на столе. Со двора доносился стук колес проезжающей мимо телеги, крики и смех играющей во дворе детворы. Фейн подумала, что в другой раз, когда она их встретит, она должна быть к этому точно готова. А для этого надо было тренироваться.

И потому, поставив в письме точку, убрав его в конверт и кинув конверт в висевший на входной двери деревянный почтовый ящик, танцовщица легкой походкой - ведь лодыжка больше о себе ни разу так и не напомнила - вернулась к себе, чтобы вновь приняться за учение. Еще раз перечитать наставления и попробовать продержать вихрь до десяти секунд. На этот раз, конечно, только в кружке.

Отредактировано Фейн (2021-12-04 20:55:16)

"Дорогой Трай!
Эти люди дали мне срок до конца месяца. Но, прошу, тебе не о чем волноваться. Мне неловко, что ты тратишь на меня столько времени. Я нашла, у кого можно занять, так что смогу отдать все, что они просят. И, надеюсь, этот неприятный инцидент себя исчерпает.
Как ты и советовал, я больше не упражняюсь на больших пространствах с бурей. Все же, соседи этого бы не одобрили. Мои успехи все еще оставляют желать лучшего, но, мне кажется, получается уже достаточно сносно. Мой рекорд - четырнадцать с половиной минут. И сегодня ночью я специально поставила будильник на три утра, чтобы узнать, могу ли и спросонья это делать. Ужасно забавно, но у меня это вышло! Завтра после репетиции хочу выйти из города, разжечь костер и попробовать затушить его твоим методом. Если и это получится, то буду пробовать призывать молнию.
Честно говоря, мне немного страшно. После пробуждения я полночи думала обо всем этом, и поняла, что мне бы не хотелось до этого доводить. Но еще я подумала, что красивые электрические разряды смотрелись бы очень эффектно в одном номере, который я сейчас как раз обдумываю. Это очень необычная техника, не думаю, что кто-нибудь еще из артистов ее применяет. Так что, можно сказать, благодаря этому, мы сделаем мир чуточку красивей!"

Потом следует отступ, и почерк сильно меняется. Словно первую часть письма писали утром в одном настроении, а другую - вечером и совсем другой человек.

"Спасибо тебе за помощь. Твои уроки оказались бесценны, я действительно многому научилась. Это было очень интересно и познавательно. Жаль, что мы больше так и не увиделись. Я бы хотела сказать тебе все это лично.
Возможно, нам еще представится шанс. Но так или иначе, благодарю тебя за все и желаю всего только самого наилучшего. Я рада, что познакомилась с тобой, пусть и в таких не слишком приятных обстоятельствах.
Твоя Ф."

Письмо необычно коротко, конверт измят, а бумага местами неровно засохла.

Этот день должен был пройти как обычно. Ничего не предвещало беды. От общения с Фолкером и постоянной занятости то в тренировках, то в репетициях давящее чувство опасности понемногу рассеялось, уступив место привычному оптимизму и любви к жизни. И поэтому с утра Фейн пребывала в отличном расположении духа. Она зашла к ростовщику, которого ей посоветовала одна девочка из труппы. По ее словам, этот человек давал в долг такие суммы и не слишком завышал возвратные проценты. Обо всем договорившись, Фейн покинула лавку и отправилась домой. Когда придет время, и эти двое к ней явятся, все будет готово. Птичка искренне надеялась, что они оценят ее своевременность и порядочность, и оставят дальнейшие преследования.

Как же это было наивно.

Она пообедала. Потом аккуратно собрала все присланные Траем записи и сложила в холщовую сумку, чтобы они не разлетелись по дороге. И отправилась, как и планировала за город. Ей буквально не терпелось опробовать тот фокус, что он применил несколько дней назад. И еще те упражнения на совмещение стихий - это было крайне захватывающе! Она никогда не хотела стать сильным магом, не видела в этом особого смысла, ведь ее жизнь была на сцене. Но простое человеческое любопытство и азарт не были ей чужды. К тому же, очень хотелось закончить письмо Траю и похвастаться, каких успехов она сумела добиться. Почему-то очень хотелось, чтобы он ее похвалил.

Из города она вышла около четырех, и брела в восточном направлении вдоль линии берега, не сильно далеко от него уходя. В конце концов, когда имеешь дело с огнем, всегда лучше иметь рядом водоем, чтобы предотвратить пожар.

Найдя подходящую полянку, находящуюся внизу почти у самой воды, Фейн натаскала веток, разожгла костер и сняла с плеч сумку. Чтобы ее не унесло каким-нибудь вихрем, пришлось придавить ее тяжелым камнем. Потом она повернулась к костру и глубоко и размеренно вздохнула, выравнивая сердцебиение. Потом протянула к костру руки ладонями вперед. Уловив эманации эфира, она сфокусировала смысл и попробовала повторить трюк. проделанный Траем - накрыть почти невидимым куполом костер и откачать оттуда весь воздух. Практически, как буря в стакане, только и сам стакан был определен ей, и буря, подчинившись, должна была покинуть "емкость". Но концентрации не хватало. Отвлекало буквально все: от шума плескавшейся воды до пения птиц. Фейн злилась, снова и снова стряхивая пальцы, убирая и снова восстанавливая купол. Но ей было знакомо это чувство: раздражение от того, что магия не сразу подчиняется твоей воле. Это пройдет. Понемногу, она запомнит последовательность, и это перестанет отнимать ее внимание. Сосредоточенность возрастет, и все получится. А потом, как и в случае с огненной стихией, она доведет все до автоматизма, так что мозг лишь будет отдавать импульсы. а тело уже будет выполнять необходимые действия, ловя и плетя эфир так, как ей того угодно.

В десятый или пятнадцатый раз купол встал прочно, она поднесла сложенные вместе большой и указательный пальцы к губам, повторяя вдыхательный жест альбиноса. Эфир послушно стал вытягивать из купола воздух, и пламя, лишенное кислорода, на глазах стало гаснуть. Радости Фейн не было предела! Едва потух последний уголек, как она сбросила заклинание и заскакала вокруг костровища на одной ноге. Кто бы увидел эту взрослую женщину, скачущую как ребенок, наверняка, решил, что она сошла с ума. Но Птичке было плевать! Она освоила новое заклинание, которое было таким полезным. Оно могло защитить и спасти много жизней!

Как же все-таки чудесно, что они тогда повстречались!

До самого вечера Фейн разжигала и тушила костры. В какой-то момент она запалила целых двенадцать, каждый в человеческий рост, и смогла потушить все одним махом. Правда, после этого она упала в густую траву и долго не могла отдышаться, глядя в розовеющее закатное небо и счастливо улыбаясь. До экспериментов со совмещением стихий как и до молний руки у нее в тот день так и не дошли. Но она была собой все равно довольна. Буря получалась хорошо, безвоздушные купола - на загляденье. Еще немного усилий, и она окончательно освоит эту технику. А там можно будет браться и за что посложней.

В приподнятом настроении танцовщица шла домой. На улице быстро темнело, и на вышках уже зажглись предупредительные сигналы - зеленые вспышки, оповещающие о скорости продвижения Тумана. Но до Утеса он доберется еще не скоро. Фейн успеет добраться до дома, потому что она уже шагала знакомыми переулками и дворами, приближаясь к своей съемной комнатке с забитым досками окном - временная мера, пока она не накопит на новое стекло.

- Куда спешишь, красавица? - раздался издевательский голос, и из темноты ей навстречу вынырнул Джошуа Линч. Фейн опешила, робко останавливаясь и оглядываясь по сторонам, высматривая его подельника. Но Эммета нигде видно не было.

- Деньги у меня есть, я все нашла, - затараторила она, примирительно выставляя вперед ладони. - Только они не со мной. Я же не знала.. они дома. Я схожу и принесу.

Взгляд мужчины упал на ее руки и зацепился за ту, что была нечеловеческой. Фейн видела его удивление. Похоже, в тот раз он не обратил внимание на спрятанные в перчатке когти. А потом его лицо буквально перекосило гневом.

- Так ты, сука, еще и отмеченная! - он в два больших шага подлетел к ней и, схватив за волосы, с размаха припечатал лбом в стену. На обтесанном камне остался смазанный кровавый отпечаток, голову обожгло болью, Фейн вскрикнула и, не удержавшись на ногах, упала. - Нет, паскуда, так легко ты от меня не отделаешься, - рыкнул мужчина, хватая ее за шею и вздергивая вверх, словно тряпичную куклу. Линчи много кого винили в своих неудачах, с особенным удовольствием проходясь по зажравшимся аристо и правительству. Но отдельным номером в их повседневной ненависти шли отмеченные ублюдки. Туманные выродки, занимавшие рабочие места нормальных людей. Уроды, в чьих жилах течет только яд и желчь. Ничего хорошего от них не жди. И эта проклятая девка..! Он ведь шел, чтобы простить ей долг, если она даст забраться к себе под юбку. И теперь его передергивало от ярости, что она специально скрыла свою уродливую руку, чтобы обмануть его.

- Пусти.. - хрипела Фейн, хватаясь за запястье руки, что держала ее шею. Он вновь впечатал ее в стену, отчего сознание на несколько секунд помутнело, и поднял выше, отрывая ее ноги от земли.

- Да я все ваше отродье голыми руками передушу, - грохотал разъяренный Джош. Он злился все сильнее, с каждым словом накручивая себя все больше, и алкоголь в крови только подстегивал его ярость.

Фейн чувствовала, что он сейчас ее просто задушит. Дышать становилось нечем, горло сильно сдавило, а легкие раздирало огнем. Почти не думая, она отвела правую руку и с размаху ударила всей пятерней по расплывающемуся перед глазами лицу. Она не особо рассчитывала на успех, но, внезапно, хватка ослабла, мужчина заматерился, и Фейн второй раз за день упала на холодные камни. Грудь раздирала боль, дышалось с трудом, но она жадно хватал ртом свежий воздух.

- Ах, ты сука! - грубый ботинок расчертил сумерки и больно впечатался танцовщице по ребрам. - Рожу мне расцарапала, тварь поганая! - Еще один крайне болезненный пинок пришелся в область живота, выбив из легких те крохи воздуха, что там были. Птичка сжалась, закрывая руками лицо и голову, и мечтая только, чтобы он не забил ее до смерти. Она едва различала его лицо в темноте подворотни, но в редкие моменты, когда на него падал луч фонаря, на впалой, покрытой копотью, щеке она видела три длинных кровавых росчерка, оставленных ее когтями. И когда она их увидела, то подумала, что теперь он ее точно убьет.

- Джош! Ты что тут делаешь? Туман же идет! Пошли давай, - наконец, раздался чей-то спасительный голос, и побои остановились - Ох, черт...

Она услышала чьи-то приближающиеся шаги, но сжаться у нее уже не было сил. Человек склонился над ней и приподнял веко, чтобы понять, жива ли она вообще.

- Жива.

- Сука отмеченная!

- Да вижу. Блять, Джош, какого хера? Мы же договаривались, что просто будем ее доить. Какой прок с дохлой девки? Так она денег не заработает.

- Насрать на деньги!

- Что на тебя нашло?

Последовал долгий вздох, после которого чиркнула спичка, и в воздухе тут же послышался запах дешевого табака. Через несколько минут старший Линич подошел к Фейн, присел на корточки и, вновь схватив за волосы, поднял ее лицо вверх. Табачный запах перемешался с запахом крови и пота.

- Значит, слушай сюда, паскуда. Твой долг увеличивается. Принесешь нам два золотых, тебе ясно? Или я вернусь и закончу начатое.

- Хватит, Джош, идем, - тревожно позвал его Эммет. - Туман надвигается. Надо валить.

- У, сука, - напоследок он с такой злостью припечатал ее лицом в дорожную пыль, что раздался жуткий треск. На зубах захрустела крошка, а из носа хлынула кровь. Джош поднялся на ноги, и они с братом поспешили прочь.

А Фейн осталась лежать в переулке на жестком камне. Каждая клеточка ее тела болела, как никогда. Она понимала, что надо как-то вставать, добираться до дома. Но ей было так больно, и в теле была такая слабость, что Птичка малодушно мечтала о том, чтобы Туман накрыл ее горящее тело и навсегда прекратил эти страдания.

Но время шло, и, хоть Фейн его пока и не видела, Туман приближался. Улицы совсем опустели, и помощи было ждать неоткуда. Девушка приподнялась на локтях. Все-таки умирать ей не хотелось. Еще столько всего было не сделано, столько прекрасного не показано. И ее друзья... Эмелин и Вильям. Нет, она не могла их так расстроить.

Опираясь о треклятую стену, она сумела подняться на ноги. В груди все страшно болело. Вероятно, он сломал ей ребро или два. Сколько они теперь будут срастаться? Месяц? Два? Хорошо еще, что он не выбил ей зубы и не переломал ноги. Танцевать без ног Птичка больше не смогла бы. Промокнула рукавом нос, превратившийся в кровавое месиво. Осторожно ощупала переносицу - та была свернута. Черт. Однажды при ней как-то его вправляли, но...

Не долго думая, пока мозг не остановил руку, она зажала нос пальцами и резко дернула в противоположную сторону. Раздался омерзительный хруст, лицо страшно опалило мгновенной болью, Фейн вскрикнула.

- Блять!

Но, кажется, прием сработал. Нос встал на место, и боль тут же поутихла. Хорошо ли, плохо ли, потом разберется. Сейчас было главное добраться до дома и лечь поспать. Нет. Надо дописать Трайеру письмо, он ведь будет завтра утром ждать ее ответ. Черт побери. Она не была уверена, что доживет до конца месяца. Этим подонкам ничего не мешает завтра ворваться в ее комнату и выполнить свое обещание. Ведь теперь им нужно было гораздо больше денег. Столько, сколько нереально было собрать не то, что к концу недели, но за два месяца! Похоже, это был просто предлог, чтобы убить красноволосую отмеченную.

Отредактировано Фейн (2021-12-19 22:03:29)

[indent]Утро выдалось прохладным, и Бенедикт с удовольствием грел руки о кружку с подозрительным напитком, выдаваемым трактирщиком за чай. Ни аромат, ни предстоящее Бенедикту дело не располагали к его распитию, но тепло, источаемое кружкой было приятно. Пара крох, заплаченных за чай, давали право, не привлекая излишнего внимания, занять место в таверне, из окна которой открывался прекрасный обзор на улицу, ведущую от городских ворот. Ту самую улицу, по которой в скором времени должен пройти Трайлер Фолкер, считающий себя великим хитрецом. Вряд ли Бенедикт смог бы объяснить кому-то, и даже себе самому, зачем он здесь, но какое-то смутное предчувствие и странное поведение Трая заставили его встать с рассветом что бы прискакать в Утес и устроиться в своеобразной засаде поджидая приятеля. Лошадь, которой владел Бенедикт и отсутствие подобного средства передвижения у Траера дали сервиту фору не менее часа, за который он смог устроить жеребца в конюшне, найти таверну, обустроиться в ней и еще раз подумать. Подумать о собственной паранойе, которая заставила его контролировать жизнь Трая.
[indent]Переписка послушника с таинственным корреспондентом, обладающим женским почерком не была секретом для сервита, но не имея привычки задавать вопросы личного характера он имел возможность наблюдать за Трайером и обнаружил, что тот вовсе не напоминает влюбленного балбеса. Несколько озабочен, взволнован, но далек от проявлений влюбленности и мысль об увлечении Трая отступила, освобождая место тревоге. Наличие у Трайера дамы сердца объяснило бы таинственный его поход в Утес, в обратном случае это был верный путь к неприятностям, находить которые послушник умел как никто другой в их обители. И когда Фолкер принялся прохаживаться вокруг капитана со своим самым таинственным видом и задавать вопросы о его возможном пребывании в Утесе, Бенедикт почувствовал присутствие старой подруги по имени Паранойя. Возможно, будь сервит на дежурстве, он бы дал возможность мальчику попасть в неприятную историю, но его законный выходной не оставил Трайеру ни единого шанса. Провожая быстро улепетывавшего и бесконечно довольного послушника взглядом Бенедикт уже знал, что если Траера так беспокоит его присутствие в Утесе, то ему точно нужно его посетить. И вот он поджидал Фолкера в импровизированной засаде, раздираемый противоречивыми мыслями о правомерности своих намерений и тревогой за друга, от которых его отвлек сам предмет размышлений, удаляющийся от городских ворот.
[indent]Следуя за Трайером, Бенедикт наконец определился в своих намерениях исчезнуть в одной из улочек если предчувствие затевающейся авантюры его обмануло. Так они следовали улицами Утеса довольно долгое время, когда послушник спросил у прохожего дорогу, укрепляя подозрения Бенедикта. Трай спрашивал дорогу еще несколько раз, в то время как сервит терпеливо поджидал в стороне, не желая сокращать расстояние между ними. И так же терпеливо ждал пока Трайер проводил свое собственное расследование, по каким-то ему одному известным признакам убеждаясь, что его вмешательство пока не требуется. Они обошли интересующий Фолкера дом, и заметив, как послушник, заглянув в заколоченное досками окно, внезапно юркнул за угол соседнего дома, Бенедикт свернул на параллельную улицу что бы подойти к приятелю с тыла. Увлеченный слежкой, Трайер не заметил приближения сервита пока на его плечо не опустилась тяжелая рука.
[indent]- Рассказывай, -  произнес капитан, глядя поверх головы Траера.

Отредактировано Бенедикт (2021-12-16 00:08:41)

Фейн смутно помнила, как добралась вчера до своей комнаты.

Шаг за шагом, упрямо переставляя ноги, дрожащей рукой открыла входную и, держась за стену, доковыляла до своей двери. А, очутившись по ту сторону, нашла в себе силы запереться на замок и дойти до постели.

Но заснуть сразу не получилось. Сломанные ребра не давали сомкнуть глаз. У Птички имелись кое-какие лекарства, и она приняла для облегчения боли. Однако пока действие не началось, она дописала Фолкеру письмо. Настроение было совсем уж безрадостное, и строчки из-под пера выходили такие же. Дописав последнюю и перечитав, Фейн и сама расстроилась, как оно звучит, но переписывать сил уже не было. Ни физических, ни моральных. Ей было жаль, что все так обернулось. Теперь, видимо, надо будет уехать из Утеса. Переезд как таковой ее, привыкшую к кочевой жизни, сам по себе не слишком пугал. Больше прочего не хотелось расставаться с теми, с кем она успела тут подружиться. Ведь теперь было неизвестно, когда она сможет вернуться.

Запихнув бумагу в конверт, Птичка совершила еще одно титаническое для себя усилие, вновь дойдя до входной двери, чтобы бросить письмо в ящик. Трайер будет ждать от нее весточки, и она не могла его разочаровать.

Вернувшись и немного передохнув, она написала еще одно письмо, адресованное Эмелину. Писать Вилу она не стала не потому, что тот будет меньше за нее волноваться, а потому, что Эми скорее его получит и сам все расскажет другу. Анселет, в отличие от бывшего дрессировщика, не имел привычки исчезать куда-то надолго. А если и отлучался по работе, то всегда предупреждал. Так что Фейн была уверена, завтра он все получит и, как самый ответственный, все сделает, как она попросит.

В этом письме она размыто сообщала, что вынуждена на некоторое время уехать в Златоземье. Обещала написать оттуда и просила ни о чем не беспокоиться. А еще занести ростовщику ее долг. Писала, что непременно вышлет ему денег, как устроится на новом месте. О своих неприятностях говорить не стала, боясь, что Эми с Вилом бросятся за ней, наплевав на свои собственные дела и, тем самым, нарушат какие-то свои рабочие планы. А рисковать карьерами друзей Птичка смысла не видела.

Второй раз дойти до почтового ящика она себя уже заставить не смогла. Не то из-за лекарств, не то из-за покоя ребра подутихли, и девушку стало клонить в сон. Завтра утром наверняка придет ответ от Трая. Его, как обычно, принесет один из послушников. И Фейн попросит его отправить письмо и найти ей экипаж. Скорее всего, добрый человек не откажет. Главное было не слишком напугать его своим изможденным видом.

Приняв такое решение, Фейн осторожно, стараясь не растревожить ушибы, легла на кровать и прикрыла тяжелые веки. Ей показалось, что прошла всего минута, когда в дверь раздался осторожный стук и послышался на удивление знакомый голос. Хорошо, что Трай позвал ее, Птичка не успела испугаться. Она даже, позабыв про травмы, быстро спустила ноги на пол и успела сделать несколько шагов по направлению к двери, прежде, чем ее взгляд выхватил себя в зеркале. Лицо словно бы помятое, у губ чернела засохшая кровь, волосы больше напоминали воронье гнездо, а на шее виднелись потемневшие следы от пальцев.

- Кошмар какой! - тихо выдохнула девушка и тут же перевела взгляд на дверь. - Одну минутку! Я.. не одета.

Насколько было возможно быстро, она бросилась умываться и приводить в порядок волосы. Когда она подняла локти в попытке стянуть с себя вчерашнее платье, ребра вновь пронзила боль, и Птичка беззвучно вскрикнула, стиснув зубы. Пришлось ограничиться шейным платком и немного распушить короткие волосы, чтобы скрыть следы борьбы. Но отражение ей все равно не нравилось - слишком бледной и измученной она выглядела. Хотя, с другой стороны, это можно было списать на некоторую заспанность. Да и делать было нечего - гости стояли на пороге.

Все это время, что она приводила себя в порядок, Фейн считала, что Трай привел с собой, как он и сказал, своего друга. Ей не слишком нравилось, что Фолкер рассказал кому-то про ее проблемы, но она его понимала. С друзьями все преодолевать как-то легче. Наверное, на его месте, она поступила бы так же. Вот только, открывая дверь, она ожидала увидеть рядом с альбиносом другого послушника. Например, как того, что приносил письма - невысокого, с ранней залысинкой и добрыми голубыми глазами. А никак не высокого, статного, широкоплечего мужчину, одетого по моде, и с тяжелым внимательным взглядом. Братца Тука, а не шерифа Нотингема. И потому в первую секунду она застыла, забыв приветственные слова и в удивлении таращась снизу вверх на сурового сервита. Потом оцепенение прошло, и Фейн, смутившись своего негостеприимного поведения, тут же отпрянула в сторону, пропуская обоих в комнату.

- П-проходите, - пролепетала она, забывшись и заправляя прядь волос за ухо.

Входящего вторым Фолкера, она ущипнула за запястье, привлекая внимание, и кивнула в спину Бенедикта, расширенными глазами и вздернутыми бровями безмолвно спрашивая, кто это и зачем он тут. Вслух такое спрашивать казалось как-то невежливым, но Фейн хотела знать, стоит ли ей чего-то опасаться. Ведь, если Трайер ему все рассказал, возможно, этот человек с крестом сервитов на шее пришел забрать ее в тюрьму за поджог. Она прекрасно знала отношения жителей к отмеченным, но надеялась, что если сероглазый мужчина дружит с Фолкером, возможно, он относится к таким как они с чуть большим пониманием.

- Честно говоря, совсем не ожидала вас увидеть... - она прикрыла дверь и поспешила к плите ставить чайник. - Извините за бардак.

Но в почти пустой комнате нечему было быть разбросанным: стол, на котором горкой возвышаются несколько книг, одна из которых придавливает стопку писем. Лист, исписанный ее почерком - вчерашнее еще не отправленное Анселету письмо. Пара стульев, смятая кровать. В приоткрытом шкафу виднелось единственное ее богатство - разноцветные ткани концертных нарядов. На полках в кухонной зоне стоят пузатые баночки с мукой, ванилином, сахаром, макаронами, чаем и кофе. Полка в буфете, на которой обитала ее посуда, как назло находилась выше уровня глаз, и Фейн понимала, что так высоко руки ей будет не поднять. Пришлось вновь привлекать Фолкера.

- Прости, не поможешь? - она кивком указывает на кружки, а сама в это время занята откручиванием баночки с кофе. Специально, чтобы он не догадался, зачем на самом деле она просит его помочь. - Кофе? Чай? - вопрос адресован им обоим. Сама Фейн утром не может нормально проснуться без глотка горького напитка. Просто чувствует себя неполноценным человеком без этого, и не способна толком соображать.

Их приход поломал ей все планы. Если вместо письма от Трайера он пришел сам, значит, никакой другой послушник к ней не постучится. Значит, некого будет попросить бросить конверт в ящик и найти кэб. Значит, придется делать это самой. Она потратит на это много сил, и бок разболится с новой силой. Да еще и время будет упущено. Птичка не знала, когда шантажисты захотят к ней заявиться, и надеялась только, что это будет не слишком рано. В конце концов, надо было еще успеть собрать кое-какие вещи.

Из-за двери послышался голос Фейн. Она говорила о том, что... "Что она?.." Трай перевел взгляд на Бенедикта, но у того была настолько суровая рожа, по мрачности ничем не уступающая мордоворотам-вышибалам в тавернах, что любое желание с ним заговорить отрубалось на корню. Послушник было хотел попросить Бенедикта сделать лицо поприветливее, но понимал, что и так безбожно топчется на его границе терпения, рискуя все же отхватить по шее. А потому опустил голову вниз, словно с интересом рассматривая носы своей обуви, проглотив все свои вопросы и пожелания.

Но, когда дверь открылась, сервит тут же изменился в лице, оттесняя Фолкера и по-хозяйски проходя внутрь жилища, белый успокоился. "Ну это хотя бы похоже на человеческое лицо". Воспользовавшись этим замешательством, Фейн щипнула послушника, всем своим видом спрашивая "а это кто". Фолкер лишь улыбнулся и сделал её ответный жест, что все в порядке, и девушка может быть спокойна.
- Я подумал и решил, что тебе не помешала бы помощь. Извини, что не предупредил. Времени совсем не было, - постарался он сгладить ситуацию. Его голос звучал негромко и спокойно, будто они двое пришли в гости на чай, но его слова все равно однозначно слышали все. Тем временем Бенедикт, не проронив ни слова, занял наблюдательную позицию у окна, оставив послушника и танцовщицу самим утрясать возникшее непонимание.

- Право, не стоит суетиться, мы не в гости на чай пришли, - попытался заверить её послушник, но быстро поняв, что вступил на запретную территорию для всех мужчин и святая святых - женскую вотчину, где та является безраздельной хозяйкой, не терпящей пререканий. Понимая тщетность любых попыток отговорить девушку, Трайер лишь кивнул и занял место у стенки, чтобы не мешаться в проходе. Правда подпирать стенку ему пришлось недолго, и вот он уже достает и расставляет посуду. - Да, конечно. 

Расположив посуду, Трайер склонился над столом, а затем поднял голову и поймал взгляд Фейн. - Плохо выглядишь.
Даже не представляя себе, насколько бестактно звучит то, что он сказал, он продолжил, давая понять, что речь вовсе не шла о её внешнем виде или красоте. Он врач, и поэтому все его мысли были сосредоточены в плоскости здоровья. И за первым утверждением последовал вопрос в лоб. - Тебя били?

Поймав неоднозначный взгляд сначала от Фейн, а потом от Бенедикта, который молча выразил своим взглядом всю гамму чувств по поводу этой ситуации, послушник понял, что сболтнул нечто лишнее и неприятное. Подробности уточнять не имело смысла, Фолкер знал это за собой. Была у него такая черта - без излишней деликатности он зрел в самый корень ситуации, а потому в этот момент не думал о том, выбирает ли выражения, говоря о том или ином факте. Поэтому, смутившись, он поправился. Все же письма ему писалось проще... - Кхм... Прошу прощения. Я вовсе не хотел обидеть. Дело в том, что я врач... В тот раз Ваша нога. Рад, что она больше Вас не беспокоит. Но выглядишь.. выглядите вы сейчас неважно, если вам срочно нужна помощь, я к вашим услугам. 

Если бы не возникшая неловкость, он никогда бы не сказал о том, что исцелил её ногу, пока она переодевалась. О сделанном добре надо утаивать, иначе не будет тебе награды на Небе. Творящие благотворительность на показ при жизни получают награду свою. 

"Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне. И Свет Истинный, видящий тайное, воздаст тебе явно".

Дав понять, что сказанное было лишь исключительно из самых невинных побуждений, послушник выпрямился и отвернулся. Неприятное чувство гложит изнутри. Увы, это была его немощь, только в отличие от явного физического недуга, этот недуг был чертой в его характере. Конечно же он не подумал о том, приятно ли Фейн вообще будет говорить и отвечать на его вопросы. Кому приятно рассказывать о том, что его бьют. Особенно человеку, который и так не привык жаловаться и роптать на свою судьбу... До чего же он неловкий. Во всём.

В этот момент заговорил Бенедикт, переводя ситуацию и разговор в более конструктивное русло. Он перешел к главному, тому, ради чего послушник и сервит прибыли к артистке домой - разобраться с теми, кто её шантажировал.

Отредактировано Трайер Фолкер (2022-01-03 13:02:13)

[indent]Капитан Крион перебирал в памяти бывших в его подчинении сервитов. Томас, Генри, Джозеф, Ричард... Так звучали в понимании Бенедикта приемлемые для мужчины имена. И если его собственное имя недурно звучало в богатых гостиных, то здесь оно показалось ему крайне неуместным, поэтому на вопрос девушки он представился коротко, назвав лишь последнюю часть фамилии:
[indent]   - Крион.  
[indent]Сервит внимательно слушал нехитрый рассказ девушки, вместе с тем пытаясь сложить психологический портрет шантажистов. Крион не ожидал особых сложностей, но плохой бы он был сервит, если бы не выяснил подробностей, потому что первое правило любого служивого: никогда нельзя недооценивать противника. Из изложенного девушкой можно было исключить работу организованной банды. Сервит был почти уверен, что предприимчивые работяги решили воспользоваться случаем разбогатеть за счет слабой девушки. Если это так, то проблем с ними не будет. Крест сервита и меч в сочетании с внушительной фигурой творят чудеса. Чудеса человеколюбия и терпения к ближним.
[indent]Капитан продумывал варианты встречи с обидчиками танцовщицы, когда случилось непредвиденное и страшное. Рассказ девушки стал более прерывистым, голос задрожал и Крион с ужасом увидел, как увлажнились ее глаза, напрочь уничтожая его уверенность в себе. Девушка пыталась подавить и спрятать незваные слезы, за что Крион был ей благодарен, но ее старания не увенчались успехом, вызывая у капитана чувство беспомощности перед женской слабостью. Светский этикет, усвоенный с детства, не давал ответа на вопрос что делать в подобной ситуации и сейчас Крион пребывал в затруднении относительно своего дальнейшего поведения, мучительно соображая, что он должен сказать или сделать что бы утешить девушку. Однако, когда она заговорила об отъезде, хорошо знакомая капитану ярость привела его в чувство и снова переключила на мысли о ее преследователях. Справедливый гнев закипал в груди сервита, возмущаясь несправедливости, из которой девушке предстояло уехать. Никто не должен покидать город без желания на то, из страха слабого перед сильным.
[indent]Внимание сервита вновь обратилось к узкой улочке. Пока Фейн рассказывала о своих невзгодах, кошка успела переместиться чуть дальше и настороженно наблюдала за проходившей мимо женщиной с корзинкой, нарушившей тишину и покой ее владений. Капитан видел несколько способов покинуть улицу, поэтому шантажисты будут ждать Фейн где-то рядом, чтобы не дать ей возможности избежать их внимания или заявятся в ее жилище, чем любезно избавят его от их поиска. Придется подождать, но терпения капитану Криону было не занимать. Бенедикт предпочел бы разрешить ситуацию прямо сейчас и провести остаток выходного дня за письмами, как планировал всю неделю, но раз ожидание было неизбежным, то предпочтительнее было провести время в комнате девушки. Из забитого досками окна получится прекрасный наблюдательный пункт за происходящим снаружи, а опыт проживания в монастыре подсказывал Криону, что скромная мебель сохраняет силы не хуже роскошной.
[indent]Механически рассматривая пустую улицу, Бенедикт потерял счет времени. Аромат кофе, царящий в комнате, вернул его во время последнего новолетия, встреченного в кругу семьи. Отец тогда хвастался каким-то особым сортом кофейных зерен, которые стоили столько, словно были сделаны из чистого золота. Сервит с нежностью вспомнил теплую атмосферу малой гостиной, где они проводили вечер в тесном семейном кругу. Матушка сама разливала кофе по крохотным фарфоровым чашечкам и все они, к огромному удовольствию отца, дружно делали вид что ничего вкуснее в жизни не пробовали, и только младший брат фыркал, демонстративно отпивая чай из своей чашки. Как же он соскучился по громкому смеху отца и неуловимой ласке матушки, по щебету сестриц. Крион подумал о семье и о том, что обязательно нужно выхлопотать себе отпуск и навестить их. 
[indent]Возвращаясь из грез о предстоящем отпуске, Бенедикт ужаснулся своим манерам – прийти в жилище к молодой девушке, расположиться там, словно захватчикам, не спрося разрешения, было непростительным даже для желающих помочь. И он с легкой улыбкой повернулся к танцовщице с твердым намерением исправить свою оплошность, но не осознавая, что благодаря привычке отдавать приказы и легкой надменности, сквозящей в голосе, вежливая форма обращения выглядела не более чем формальность:
[indent]   - Прошу прощения за вторжение, но вам придется потерпеть наше скучное общество еще какое-то время... Я хотел сказать, что вы весьма нас обяжете если позволите провести время в вашем жилище.

Отредактировано Бенедикт (2022-01-20 19:11:35)

Закончив рассказ, Фейн почувствовала облегчение. Похоже, ей и вправду надо было выговориться. А, может, облегчение было вызвано тем, что она вроде как переложила груз ответственности на мужчин, и теперь находилась под их защитой. И уж тем более, зная, насколько хорошо Трай владеет магией, и видя внушительную фигуру Криона - интересно, это имя или фамилия? - чувство тревоги заметно притупилось.

— Прошу прощения за вторжение, но вам придется потерпеть наше скучное общество еще какое-то время... Я хотел сказать, что вы весьма нас обяжете если позволите провести время в вашем жилище.

Слова сервита прозвучали как-то слишком громко для ее маленькой комнаты. Фейн оторвалась от чашки и, инстинктивно пригнув шею, кивнула. Все же этот человек ее пугал. Он не говорил ничего угрожающего, но в его тоне, в его пронзительном взгляде читалась такая властность, что перечить ему было боязно. И оттого Птичка была рада, что Трайер стоит совсем рядом, а его рука успокаивающе лежит не ее плече. Лишнее напоминание о том, что к ней пришли друзья.

Словно услышав ее мысли, послушник произнес:

- Всё будет хорошо, не волнуйся, - и добавил. - А сейчас пройдем, мне нужно заняться твоим осмотром. Иди на постель.

Фейн еще не доводилось принимать помощь от целителя. Не считая того случая на пожаре, конечно. И потому она слегка удивилась просьбе. Разве... разве ему не достаточно просто положить ладонь ей на лоб, закрыть глаза и совершить свою магию? Зачем надо ложиться?

Но спорить не стала. Только бросила смущенный взгляд на Криона. Он ведь не будет присутствовать на... осмотре? Но, хвала Святому Михаэлису, послушники его монастыря, а, точнее, их конкретный беловолосый представитель, оказался достаточно тактичным и попросил сервита обождать на кухне. Когда тот вышел, прикрыв за собой дверь, Фейн, поборов неловкость, сняла верхнюю кофту и расшнуровала корсет. Тугие тесемки, держащие ребра жесткости, спали, и грудь смогла вдохнуть воздух полными легкими. Но вместе с этим движением пришла острая боль, и Птичка поморщилась, закусив губу.

Когда Трайер осматривал ее шею, хоть он и старался быть сдержанным, чтобы не пугать ее, но по его лицу можно было прочитать все, что тот думал: от ужаса от содеянного до сострадания и молчаливой решимости все исправить. Фейн отвернула голову в потолок и прикрыла глаза, чтобы не смущать послушника взглядом. Пусть делает, что нужно. Его теплые мягкие руки с такой осторожностью прикасались к больным местам, что практически не тревожили их. Фейн подумала еще, что, если бы Фолкер не был послушником, а делал массаж, то смог бы неплохо на этом зарабатывать. Лишь один раз его действия неприятно отозвались. Когда он попросил вздохнуть поглубже, и Птичка выполнила его просьбу, ребро вновь разнылось.

Концентрировал эфир для лечения Трай тоже необычно. Краем глаза из-под полуопущенных ресниц Фейн видела, что он опустился на колени и, опустив голову, что-то бормотал. Кажется, молитву. От его вытянутой руки по ее телу стало разливаться умиротворяющее тепло. Словно бы она погружалась в ванну, вода в которой постепенно нагревалась. Больше Птичка не чувствовала боли. Она осторожно пошевелилась, расправляя плечи и делая медленный вдох. Она ни в коем случае не хотела помешать управлению. Сама будучи магом, она не по наслышке знала, как трудно дается тот или иной контроль. А, судя по слегка подрагивающей ладони послушника, плетение отнимало у него немало сил.

Веки постепенно становились все тяжелее. С уходом болевых ощущений, тело получило долгожданный отдых, и Фейн стало нещадно клонить в сон. Она сопротивлялась до последнего, боясь, что будет неуважительно по отношению к гостям, если она заснет. Но мысли путались, Птичка почувствовала, что ее словно бы накрывает пушистым одеялом. Она сдержанно зевнула и, позволив себе прикрыть глаза только на минуточку, тут же провалилась в крепкий здоровый сон.

***

Прошлый вечер для Джошуа Линча все никак не мог закончиться. Невыплеснутая злость пульсировала вздутой веной на лбу, а кулаки чесались влезть в драку. Расцарапанная щека болела, но это была правильная боль. Такая, что напоминает о причинах ненависти и не дает праведному гневу угаснуть. Джош не хотел, чтобы она проходила. Он только смахнул проступившую кровь и вытер ладонь об штаны.

Было уже поздно куда-то идти, и оба брата вернулись домой. Но еще далеко за полночь продолжались их полные ненависти и возмущения обсуждения, так естественно идущие под бутылку.

Переполненный злобой Джош то и дело вскакивал с места, отмахивался от пытающегося промыть и заклеить ему рану брата и порывался прямо сейчас пойти к меченой суке. Благо фонари на улице позволяют не бояться тумана и ночью. Эммет же считал, что выгоднее будет оставить девку в живых. Он подливал Джошу мутного алкоголя и пытался убедить его в том, что кровопролитием ничего не решить. Но старший Линч был непреклонен. Их пьяные выяснения отношений, едва не дошедшие до драки, закончились почти под утро, и на смену в цехе Джош благополучно забил.

Едва продравши глаза, Джошуа поднял голову с подушки. Но та прилипла к его щеке запекшейся кровью и сразу же напомнила о вчерашнем вечере.

- Сука, - выругался он, отбрасывая подушку в сторону и попадая в батарею бутылок, выстроенных воле двери. Раздался звон попадавшего стекла, одна с характерным треньканьем откатилась к кровати и стукнулась о лодыжку Джоша. Тот поднял бутылку и допил остававшиеся там несколько капель.

За ночь его буйство слегка подуспокоилось, и в голову полезли мысли, что, может, Эммет и прав. Может, не стоило бы сразу кромсать эту рыжую шлюху. Но он тут же разозлился сам на себя за малодушие. Будто посчитал, что у него самого кишка тонка, и он лишь ищет отговорочки. Нет уж. Потаскуха заслуживает смерти, и он это сделает. Заодно и брата уму-разуму поучит. А то разнюнился как баба, пора уже и его в чувство привести. И показать, как решают дела нормальные мужики.

С мрачной решимостью он выдернул торчащий из стола нож и толкнул храпящего на диване Эммета.

- Пошли, пока эта стерва из города не свалила.

Эммет подскочил, непонимающе хлопая глазами и вытирая тыльной стороной ладони натекшую за ночь слюну с края рта. Но угрюмая физиономия брата с покрасневшей и расцарапанной щекой и блеснувший в его руке металл быстро его сориентировали. Он тяжело поднялся с продавленной лежанки и громко рыгнул. Потом, слегка пошатываясь, подошел к сундуку в углу комнаты и, покопавшись в нем, вытащил моток веревки. Он все же рассчитывал, что брат одумается. Ну, поглумится. Ну, отведет душу. Но убивать все же передумает.

Они вышли на улицу и отправились известным маршрутом. В лицо им било выглядывающее из-за серых туч солнце, еще больше раздражая и настраивая против отмеченной, будто она была виновата еще и в этом. Наконец, в полном молчании они дошли до дома Фейн. Толкнули входную дверь, испугав своими небритыми рожами и стойким запахом перегара выходящую немолодую женщину в сером платье и аккуратно убранными под чепец волосами. Она тихо ойкнула, отпрыгивая в сторону и провожая странных визитеров взглядом.

Дверь в комнату Птички была лишь прикрыта. Никто не озаботился тем, чтобы запереть ее. Но едва ли бы это остановило Линчей. С решительно выставленным вперед подбородком Джош поднял ногу и нанес ни в чем не повинной двери сильный удар пяткой в то место, где обычно стоит замок. Дверь резко распахнулась, грохнув ручкой об стену, и объявляя на пороге двух довольно рослых мужиков с помятыми рожами. Один сжимал кулаки, другой, тот, что выбивал дверь, достал из-за пояса нож.

- Ну, все, сука, вот тебе и пришел конец, - и Линчи шагнули в комнату.

Чем критичней становилась ситуация, тем меньше в Трайере осталось эмоций и эмоциональных порывов. Только логика, холодный расчёт и анализ ситуации. Их тяжелые шаги они услышали ещё у двери, которая с такой силой была открыта, что с грохотом ударилась об стенку, отскочив. Сервит среагировал стремительно. Его появление, как и фигура самого Фолкера, удивила разбойников. Когда идешь стращать маленькую женщину, то не думаешь случайно напороться на двух мужчин. Первая возможная реакция в такой ситуации: а мы не ошиблись дверью? Но Бенедикт быстро сориентировал нападавших на месте. Нет, они попали правильно. Нож, который улетел в комнату, Трайер пинком отправил куда-то под кровать.

Получив короткий приказ, Трайер сразу прикрыл дверь, чтобы те не думали удрать, заодно закрыл им своей, пусть и не столь значимой по размерам, фигурой, отрезав им путь к отступлению. Запугивать кого-то послушнику ещё не приходилось, но сейчас вся его гамма чувств свелась к серьезному взгляду, по которому читалось, что он - не то слабое звено, которое в этой ситуации легко уступит дорогу. Он будет драться с ними. Принцип "подставь вторую щеку" работал только по отношению к самому верующему, но в подобных этой ситуации он имел полное право применить силу для защиты своих подопечных. Называлось это "праведным гневом".

Эмоции от борьбы охватили не только Криона, но и Трайера, который формально и не принимал участия в потасовке, но который был готов оказать сопротивление. Поэтому ему тоже не мешало сперва успокоить свой разгоряченный разум, который сейчас тоже не был склонен к красноречию. Но увы, из них двоих сейчас Трайер был самым подкованным и способным складывать слова в красивые конструкции. И тут помогла фраза про "профессора", чтобы переключить мысли и направить их в нужное русло. Как-то негласно Моль получил подобную кличку в монастыре за свою любовь к поучениям. Так и прицепилась.

- Кхм... - выдохнул он. Последнее, к чему он сейчас был готов, так это к выступлению экспромтом. Но ситуация требовала от него красноречия. Достав из рукава Розарий, предварительно показав его всем присутствующим, обматывая нить с бусинами вокруг запястья. - Мы представители монастыря Святого Михаэлеса, волей Света Истинного прибывшие сюда, чтобы предотвратить пролитие крови, а также засвидетельствовать ваши преступления сразу против всех семи заповедей.

Фолкер сам от себя не ожидал подобного. Он и представить себе не мог, что скажет такое.
"Не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте, но что дано будет вам в тот час, то и говорите. Ибо не вы будете говорить, но Свет Истинный".

- Сперва мы прибыли к данной женщине и не нашли за ней греха и вины, однако вы... - Фолкер сходил в комнату и достал тот самый нож, показав его всем.  - Пришли сюда, принеся оружие будущего преступления. Мы не можем позволить вам вершить злодеяния и призовем к самому жесткому ответу за свои преступления. Но сперва я вам расскажу притчу о немилосердном должнике.

Трайер говорил спокойно и степенно, тем самым успокаивая горячие головы и заставляя их наконец-то оставить свои эмоции, злобу, и вникнуть в смысл сказанного им. Но так как понимая, что в хмельную и не очень умную голову все залетает не с первого раза, им придется разжевать отдельно всю суть. - Итак, суть сей притчи говорит нам о том, что не прощая долги и обиды брату своему, не получим мы прощения перед Светом Истинным. И что Его Благость готов нам простить необъятную пучину всех наших прегрешений просто так, по своей бесконечной милости. Но если вы сами не можете простить своему брату или сестре сущей мелочи, абсолютно все ваши злодеяния вменятся вам в справедливое наказание. Если же вы простите сей женщине все обиды, которая она нанесла Вам и обещаетесь уйти с миром, и больше никогда не входить в сей дом к ней, то и мы сможем не передавать вас страже под суд. Верно, господин Бенедикт?

Он кивнул сервиту, так как несмотря на проповедь, последнее слово оставалось именно за капитаном Крионом. Оставалось только надеяться, что в этом они друг другу подыграют как в хорошо слаженном тандеме. Однако Трай до сих пор был сам обескуражен сказанным. И тем, как легко эти слова сорвались с его уст.

Отредактировано Трайер Фолкер (2022-01-25 15:37:46)

[indent]Происходящее стало напоминать какой-то странный бессмысленный сон с калейдоскопом событий, одно нелепее другого. Вначале Трай, на красноречие которого рассчитывал немногословный капитан разразился проповедью. Безусловно прекрасной, но совершенно неподходящей данному моменту.
[indent]Не успел капитан оправиться от удивления, вызванного речью Трая, как ситуация приняла еще более нелепый оборот. Затуманенный алкоголем разум одного из шантажистов оценил пикантность положения девушки и извлек из него свои выводы, тут же поспешив поделиться ими с окружающими. Чем заслужил от капитана заинтересованный взгляд естествоиспытателя, обнаружившего интересный, неизвестный ранее науке экземпляр, напрочь лишенный инстинкта самосохранения, но с сильно развитым инстинктом размножения.     
[indent]Затем девушка лично выступила в защиту своей чести, чем повергла капитана в еще большее замешательство. Она успешно отхлестала по щеке одного из шантажистов, но второй опередил ее, оттолкнув от себя. Последствия этого толчка остались для капитана неизвестными потому что инстинкт включился быстрее разума или интереса, и непрошенный гость оказался снова с силой впечатан в стену головой, а потом сложился пополам от сильного удара по ребрам. Комната наполнилась проклятьями и причитаниями вперемешку с громкими стонами. Мельком оценив свой тыл и убедившись, что ситуация не требует его вмешательства, Бенедикт повернулся в сторону второго горе-шантажиста, который совсем ошалел от происходящего.
[indent]   - Ваши имена и адреса!   – ответ не заставил себя ждать и, соответствуя ожиданиям сервита, оказался адресом, куда ему следует незамедлительно отправиться.
[indent]Через несколько секунд незадачливый шантажист присоединился к своему напарнику на полу, заливая пол кровью из разбитого носа и держась за живот. И Бенедикт жестко повторил свой вопрос, на этот раз получив на него честный и подробный ответ. [indent]Убедившись, что горе-шантажист не лжет, Бенедикт расправил плечи и начал свою речь:
[indent]   - Должно быть, вы плохо нас поняли. Но я продемонстрирую вам пример кротости и терпения и повторю еще раз. Эта девушка находится под моим личным покровительством, и, если вы вздумаете досаждать ей тем или иным способом, я буду не столь добр как сегодня. Более того, если вдруг с ней произойдет какое-нибудь несчастье, я спрошу с вас. Кивните если поняли.    – Дождавшись кивка, капитан продолжил самым своим кротким голосом, -   Мне бы хотелось подытожить наше знакомство заключением, что если бы вы относились к людям, а отмеченные тоже люди, так, как учит Солнечная книга, то не попали бы в подобную ситуацию. Отсюда призываю вас, приложить все усилия к развитию в себе порядочности, доброты, коротости и смирения, возлюбить ближнего своего, как того учит Солнечная книга и не желать людям зла.  
[indent]Здесь капитан вспомнил произнесенные в адрес отмеченных нелестные замечания. Ему посчастливилось родиться с обычной внешностью и мало кто догадывался о метке на его руке, но несправедливое отношение общества к отмеченным возмущало его. Чувствуя, как раздражение завладевает им, он добавил жестко:
[indent]   - Иначе однажды зло повернется к вам лицом.

Отредактировано Бенедикт (2022-02-06 17:50:48)