Вильям, в общем-то, был сам виноват.

За всё то, что происходило в его жизни.

  И осознавал он это с зрелостью взрослого мужчины, на которого едва ли можно было повлиять. В самом деле: Вильям Блауз был слишком своенравен и горделив, чтобы действовать по чьей-то указке вопреки собственным желаниям. Он был самой натуральной

       мразью

            и

               эгоистом.

  Но совесть временами просыпалась даже у него.

  Он помнил последний день в труппе как будто это было вчера: дождливый вечер, холод, пробирающий до костей, облака пара изо рта при выдохе и тусклый свет масляной лампы в углу шатра. Каждый взгляд, каждое неосторожное слово от людей, которые делили с ним сцену и искусство, царапали сердце грубее перочинного ножа по коже. Десятки глаз, что с недоверием скользили по его лицу и задерживались на яркой родинке под правым глазом, остались в памяти в назидание. Вильям помнил: на него смотрели как на монстра. Все, кроме тех двоих, которые всегда поддерживали его и подталкивали в спину. Фейн и Эмелин.

Девочка, подчинившая огонь.

Мальчик, подчинивший фантазии.

  Но для остальных они трое так и остались странными — с метками или без меток, державшиеся вместе в тёплой сердечной дружбе, в которую не пускали никого из посторонних. Вильям понимал: ошибка одного из них обязательно нагонит тень на остальных двух. В тот раз Вильям сам дал повод для сплетен. И сам допустил свидетеля убийства.

  Тело директора цирка было найдено поутру. Судьба Вильяма была предрешена.

  Единственный в мире раз он не стал использовать магию, чтобы смягчить людей и получить желаемое. Он мог бы внушить людям мягкосердие и любовь, мог попытаться оправдать свой поступок и говорить —говорить—говорить...как он всегда это делал. Но Вильям молчал — впервые в своей жизни даже не пытался выстроить линию обороны, а стойко принимал один удар за другим. Ему хотелось послушать и услышать искренность.

  Всё это казалось ему правильным?

  Оставленный за плечами цирк нанёс его душе глубокую рану. Вот мир смотрел на то, как он бесстрашно засовывал голову в пасть тигра: Вильям среди купающих его аплодисментов чувствовал себя королём и богом. И вот мир смотрел на то, как он слонялся по улицам, гипнотизируя людей и заставляя их отдавать ему кошельки.

  Его друзья…его раздражали.

  Вильям чувствовал себя обузой. Пока Эмелин и Фейн пытались заработать на пропитание своими талантами, Вильям понимал, что свой талант он так же забрал с собой и мог им помогать. Поначалу так и было: пока друзья развлекали публику зрелищем сложных фокусов и огненным шоу, Вильям делал то, что умел больше всего.

  Смотрел глаза. И едва ли обычные люди могли удержаться, чтобы не положить в фетровую шляпу купюру побольше и не улыбнуться тому, кто так «искренне» улыбался им. Вильям был успешным попрошайкой. Так они втроём и выживали — и даже жили какое-то время на широкую ногу, но лидер сдался первый.

  Он просто не мог быть на вторых ролях по своему характеру и наступать на горло гордости каждый раз, когда приходилось просить на улице деньги. И после знойного скандала с друзьями Вильям стал вором - отдельно от товарищей и их концертов. Но это взвалило на него ответственности пуще прежнего: Вильяму хотелось доказать, что он один эффективнее, чем в связке.

  И крал с жадностью брошеного ребёнка. Только улыбки друзей не становились от этого шире.

  И спустя годы слух о его талантах просочился в массы, как гриб после дождя — выплыл на белый свет факт убийства директора Барнума из далёкого прошлого. Кто на него донёс? Крупица за крупицей Блауз обрастал дурной славой. Даже Портовый квартал перестал быть для него безопасным, хотя они жили на самой окраине.

  И всё шло к логичному финалу и к нужным рукам.

— Вот ты попался, проныра!

  Высокая фигура мужчины в плаще перехватила правую руку Вильяма, когда он потянулся к манко торчащему кошельку из кармана «зеваки». Вильям не успел даже пикнуть: его подтянули к телу и посмотрели в глаза с такой злобой, что он понял:

это конец.

— Вот и всё, голубчик! — цедил ему в лицо пропахший сигаретным дымом мужчина. —Допрыгался!

  И Вильям пытался сопротивляться. Упирался ногами, дёргался, сходил на мольбы и даже внушил жандарму свою невиновность. Умудрился укусить за кулак. Хватка служителя закона ослабла, морщины на его лбу разгладились, обмяк даже голос.

  Но он так же продолжал удерживать преступника за руку и вести в тюрьму. Как бы ни была сильна ментальная магия, как бы ловко ни было организовано внушение, никогда нельзя недооценивать волю человека. Ты можешь чувствовать что угодно — но не значит, что согласишься поступать на поводу у чувств.

  Такие люди были, есть и будут — вызывать уважение и быть примером для подражания.

— Я верю, что ты не виновен, — напоследок объяснял зачарованный магией жандарм. — Суд найдёт правду. Он справедлив.

  И перед носом вора захлопнулись решётчатые двери. Он ждал своего часа.

  Три дня. Три долгих утомительных дня в компании таких же бедолаг из соседних камер, крыс и блюд с видом свежей блевотины. Вильям отказывался от еды. Пил лишь воду и смотрел в потолок на то, как играли лучи солнца через маленькое окошечко в стене. Он услышал, что на четвёртый день его повесят.

  И ему было интересно: придут ли на казнь его друзья? Узнают ли они, где он сейчас находится? Проводят ли его в последний путь или так и останутся в неведении?

  А потом узнают о его братской могиле. Случайно.

  Это было бы грустно. Вот так — закончить свою жизнь.

—Эй, парень? — хрипло прервал размышления голос за стеной. —  Ты как сюда попал?

  Вильям устало выдохнул:

—Поймали за руку. А ты?

—А я по глупости. Представляешь, хотел начать новую жизнь. Да, убивал, грабил. Но потом осознал и решил служить на благо человечеству. Знаешь, один профессор, Александер Майнц, за весьма внушительную сумму денег хотел, чтобы я отловил тварь из Тумана. Этого бы хватило…год можно не работать. И меня повязали около ратуши за прошлые грехи. И какая тут новая жизнь? Нас ведь даже судить не будут. Вздёрнут на виселице — и всё тут.

  Почему имя Александера Майнца так навязчиво отложилось в памяти? Ослабленный Вильям был неразговорчив и не ответил ничего собеседнику: попросту был не в силах говорить.

  Ничто не помогает в день перед казнью лучше, чем долгий и глубокий сон — в последний раз.

  Потому что в назначенный «праздник» на площади было шумно.

  Утро и поющие птицы, солнце, слепящее глаза. Гам народа, собравшихся поглазеть на зрелище казни вместе с семьями, собутыльниками и тухлыми овощами в ладонях. Вильяму даже рубашку новую не дали: он так и пришёл на эшафот — грязный, с чумазым лицом, синяками под глазами, весь обляпанный грязными разводами. Он увидел своего соседа по камере: вопреки первому впечатлению от прокуренного голоса, то был молодой крепкий парень с доброй улыбкой и голубыми смеющимися глазами. Он не спускал с Вильяма взгляда. И когда на их шеи опустили верёвки, не удержался от роковой шутки:

— В первый раз, да?

  Блауз улыбнулся:

— Но не в последний.

  И он понял, что вовсе не хотел умирать.

  Не сегодня.

— Вильям Блауз, вы обвиняетесь в убийстве человека и воровстве и волеизлиянием суда приговариваетесь к смертной казни через повешение. Ваше последнее слово?

  Вильям улыбнулся:

— Не жалею ни о чём.

«А вот ты — жалеешь. Выстрели себе в голову и закончи свои страдания».

  Все видели, как у судьи во взгляде что-то переменилось. Вильям воспользовался минутным замешательством, чтобы зачаровать толпу. И услышал приятный сердцу гул:

—Отпустите его!

— Он не виновен!

— Казните судью!

  Народ был обескуражен и направил свою агрессию против стражей порядка. Шея Вильяма аккуратно выскользнула из удавки в момент, когда толпа схлестнулась в жестоком кровопролитии, и палач убежал с подиума. Была всего минута —  потянуть за собой раскаявшегося преступника и бежать! Бежать куда глядят глаза. Бежать, пока жандармы, палач и народ не поняли, что их самым наглым образом надули.

  Вильям бежал медленно от усталости и отсутствия еды. Пытался скрыться в тёмных переулках улиц, но в последний момент

врезался в кого-то, выбежавшего из-за угла.

Отредактировано Вильям Блауз (2021-11-09 22:28:47)

Фейн повезло.

Она могла думать, что быть Отмеченной это какое-то проклятье. Могла завидовать другим людям, живущим мирной жизнью в своих семьях, окруженные заботой и любовью. Могла страстно желать славы и богатств, которые были ей недоступны. Но в чем ей несказанно повезло, так это найти верных друзей.

Многие ли в Долине могут похвастаться тем, что доверяют кому-то совершенно и безоговорочно? Знает все их сильные стороны и недостатки, провел бок о бок всю жизнь, съел пуд соли, прошел сквозь огонь и воду, и медные трубы, но до сих пор сохранил теплые чувства? Конечно, порой, у них случались разногласия, бывали ссоры и обиды. Но важнее то, что они всегда друг друга прощали. Их дружба была важна всем троим в равной степени, и, вероятно, потому прошла сквозь все эти года негасимой и нерушимой.

А еще ей повезло, когда в один из вечеров после выступления в каком-то балагане к ней подошел невысокий худой мужчина в круглых очках и с манерными усиками. Его костюм, сшитый явно на заказ, и аккуратный котелок из фетра говорили, что в таком месте он оказался случайно. Да и цепочка дорогих карманных часов, блеснувшая из-под пиджака, указывала на его высокий статус. Блестевшее от пота после танца лицо Фейн недоуменно обернулось на тактичное покашливание.

- Прошу простить за беспокойство, - ровный, уверенный голос и внимательный взгляд. Этот человек приходил не ради разбавленного алкоголя или задушевной беседы, и Птичка напряглась. Она не понимала, чего от него ждать, и потому несколько опасалась. - Меня зовут Жан-Жак Дюбуа. Я являюсь одним из постановщиков выступлений Большого театра Утеса. Может быть, слышали, пьеса "Остров феи", я ставил им танец, - сердце Фейн волнительно забилось при этих словах. О Большом театре - главной сценической жемчужине Долины - она, конечно, не могла не знать. - Здесь был по случаю, но задержался досмотреть ваше выступление. Мне сказали, вы сами придумываете номера.

- Д-да, - женщина развернулась к нему полубоком, по привычке отводя когтистую руку назад и пряча в складках юбки. Разумеется, он не мог не заметить ее во время выступления, но старые инстинкты взяли вверх. От этого разговора в горле тут же пересохло, и голос стал хрипеть. Интуиция подсказывала, что все это неспроста, и, возможно, ей предложат какую-то работу, пусть временную, но в стенах Большого театра даже одно выступление будет ошеломительным успехом и может оказаться венцом ее жизни. Но об этом Птичка даже думать боялась. Только стояла и глазами пожирала лицо мистера Дюбуа, ловя каждое его слово.

- Неплохо, - так и не дождавшись больше никаких пояснительных комментариев, кивнул мужчина. Он поправил очки на переносице. - Я вижу ваш талант и, что важнее, ваше желание работать. Вашу страсть. Если интересно, через несколько дней состоятся пробы для одного небольшого шоу. Ничего грандиозного, коротенький получасовой водевиль, - он сунул руку в карман брюк и вытащил часы. Откинул золотую крышечку, взглянул на время и тут же убрал драгоценность обратно. Но Фейн этого уже не видела. Ее взгляд растворился в представлении сцены и невероятного количества зрителей, что может собрать под своей крышей главный театр Долины. От таких перспектив кружилась голова, и плохо держали ноги. - Так что жду вас в четверг около трех часов по полудни. Адрес знаете? Назовете при входе мою фамилию, и охранник вас пропустит. Мисс? Вы слышите меня?

Домой Фейни буквально летела на крыльях. Ее обуревало чувство такого счастья и трепета, что она и представить себе никогда не могла. Она жаждала шанса выбиться в люди, и ей улыбнулась удача. Бесконечные тренировки и репетиции дали свои плоды, и в нужный час она попалась на глаза тому, кто может перевернуть всю ее жизнь.

Но, как это всегда бывает, за светом неотступно следует тень. И душевный взлет Птички был безжалостно оборван новостью об исчезновении Вильяма. Он не пришел на их с Эмелином встречу, не явился на следующий день, не дал о себе весточки и через сутки. Тревога за их общего друга росла, заглушая радость от внезапно свалившейся удачи. Эмелин отправился к сестре, чтобы навести справки. Фейн же оставалось либо продолжать обходить знакомые места, либо сидеть в своей съемной комнате, ожидая, что Блауз поимеет-таки совесть и вернется или хотя бы даст о себе знать.

Ни о каких репетициях или подготовке к прослушиванию не могло быть и речи. Фейн честно пыталась что-то делать, но тело плохо слушалось, а мысли постоянно возвращались к пропавшему, гадая, куда он мог запропаститься, и придумывая все новые места, где его можно было бы отыскать. Дошло до того, что Птичка пережила крайне неловкие пятнадцать минут в городском борделе, куда заглянула спросить, нет ли у них среди посетителей высокого темноволосого мужчины. Таких, как оказалось, даже сейчас было навалом, но ни один из них не был Вильямом. Что не удивительно, учитывая, что в такие места его никогда обычно не заносит. Но что поделать, встревоженная семья готова была искать пропажу даже в самых невероятных местах. Потому что в вероятных его не было.

Апогей истории пришелся аккурат на четверг. От Эмелина прибежал запыхавшийся мальчишка, едва не валящийся с ног от усталости, и выпил целый кувшин воды прежде, чем сумел передать сообщение. Услышав новость, Фейн побледнела. Руки выронили чайник, и тот укатился под стол, заливая пол водой из носика. Но женщине было не до того. Она бросилась на площадь. По дороге они пересеклись с Эми. От бега его щеки заливал румянец, на лбу выступил пот, и дышал он так, будто вот-вот готов был выплюнуть собственные легкие. Что они собирались делать, Фейн не знала. Вероятно, будут действовать по обстановке. Но, если потребуется, она готова была спалить весь Утес. На сколько хватит сил.

К счастью, этого не потребовалось. Вильям буквально вывалился на них из-за угла. Исхудавший, грязный, ослабевший. Сердце Фейн болезненно сжалось при одном виде, во что за эти дни превратился Блауз. Вдвоем они дотащили его до коморки Анселета и устроили на постели.

За всеми этими событиями Птичка пропустила назначенное время, и когда она уже подлетала к театру, башенные часы отбили пять ударов. Внутри все опустилось, когда она увидела большой навесной замок на дверях. От отчаянья она стала колотить в дверь, надеясь, что ей все-так откроют. Или, что вход для артистов окажется с другой стороны.

- Мне назначено, - выдохнула она охраннику, вышедшему на ее стук откуда-то с боковой двери. - Я на прослушивание к мистеру Дюбуа.

- Нет никого, - покачал тот головой. Но потом его взгляд опустился ниже и, наткнувшись на необычную руку, его брови сошлись на переносице. - Прослушивание закончено.

- Нет! Нет-нет-нет, - Фейн забарабанила в захлопнувшуюся перед ее носом дверь. Из глаз брызнули слезы. Не может этого быть! Это так несправедливо!

Но больше ей никто не открыл.

Все последующие дни она обивала пороги театра, пытаясь встретить того мужчину в круглых очках, но он как сквозь землю провалился. На ее расспросы охранник отвечал односложно и крайне неохотно, и пропускать внутрь без билета явно не собирался. Плюнув на все, Фейн потратилась, купив самый дешевый на какое-то представление, но, даже попав внутрь святая святых, не смогла отыскать Жан Жака. Его в тот вечер просто не было в театре, а домашний адрес Отмеченной никто, конечно, не дал. Она оставила для постановщика записку, но надежды на новое чудо уже больше не было.

От бессилия хотелось выть и бросаться на стены. Грудь разрывало от горя. Едва показавшаяся птица счастья лишь раздразнила и исчезла, разбив сердце артистки. Утешало лишь то, что Вил нашелся, находится сейчас в безопасности и под чутким присмотром Эми быстро идет на поправку. Он даже умудрился вынести из своей истории... нет, не урок, конечно. Но информацию о каком-то профессоре, что готов был платить за пойманное порождение тумана.

Отмеченная ничего не стала говорить друзьям о своем несчастье. Просто не могла. Едва она попытается открыть рот, как ее начнут душить слезы, и на этом все закончится. Переполошит чувствительного Эми, возможно, Вил почувствует себя виноватым... Нет, не стоит оно того. Лучше она займется этим профессором и отправит ему письмо. Деньги сейчас будут совсем не лишними.

Одно хорошо, в таком настроении, в каком пребывала сейчас Фейн, эти туманные твари не казались такими уж страшными. Напротив, они были отличной мишенью, чтобы выместить на них свою обиду и боль.

Ответ от профессора, что удивительно, пришел почти сразу.

Поймать туманную тварь – та ещё задачка. Если бы Эмелину когда-нибудь сказали, что жизнь вынудит его гоняться за существами, которые вызывают ужас у любого нормального человека, он бы не поверил. Но сейчас деньги были нужнее. Наверное, узнай об этом сестра, сразу бы предложила ему просто залезть в петлю и покончить с собой без лишних проблем, а не таким извращенным образом. Просто иллюзионист славился дурной головой, вот и всё.

Анселет и раньше слышал, что университет изучает туманных существ. Оно и неудивительно, ведь это практически их естественный враг, раз за разом твари убивали людей. А как бороться – загадка. Будь у Эмелина выбор, он бы не хотел решать такие сложные вопроса, но письмо профессора оказалось слишком уж соблазнительным. На награду, конечно, а не научные изыскания и сложность задания. Просто жизнь поставила перед сложным выбором, а мужчина был слишком горд, чтобы обращаться к семье.

План был прост. Поймать тварь. Просто поймать, чтобы чёртов художник зарисовал её и изучил. Главное, в процессе не прошляпить и себя, и исследователя. У Фейн уже появился гениальный план, какими методами можно максимально безопасно захватить существо. Эмелин всегда ценил её умение стратегически мыслить и строить тактики, а уж реализацию был готов взять на себя. В то время как на плечи подруги легла необходимость найти подходящее место, иллюзионист взял задачу закупиться всем необходимым на аванс, который выделил профессор. В стезе закупок Анселет чувствовал себя легко и свободно.

С тех пор, как Эмелин вернулся в Утёс, он очень много времени проводил со своей сестрой в лавке. Она вовсе не желала сделать из братца торговца, однако приятная внешность и голос оказались на руку предприимчивой девушке – она заставляла младшего заниматься полезными сделками и торговаться. С этого Анселет получал свою долю выручки, правда совсем крохотную, но он был абсолютно доволен, ведь заговаривать зубы – это его второй талант, сразу после умения разговаривать целый день, не останавливаясь и ни разу не повторяясь.

Поскольку для исполнения плана нужна была пещера, друзья решили отправиться в Штольни, оставив Вильяма отдыхать после произошедшего (да и не стоило ему лишний раз светиться на людях). Закупки планировались там же. Фейн отправилась на разведку, а Эмелин – к торговцам. Бюджет был достаточно маленьким, поэтому он сразу сделал упор на то, чтобы не только купить, но и сэкономить на этом. Прикидываться обычным человеком он умел, научил горький опыт: мужчина заранее оделся более закрыто, скрыв и метку, и перья, оставшись в образе не слишком богатого торговца.

Первой задачей стало найти повозку и коня, на котором они довезут все добро до нужного места. Так как Штольни были важным местом горнодобывающей отрасли, с вопросом транспортировки проблем не возникало. Разумеется, Анселет благополучно умолчал, для каких целей берёт в аренду коня, сославшись на торговые цели и перепродажу, не упомянув, что совсем скоро будет бегать по Туману от смертоносной твари. Мужчина, владелец конюшен, вопросы и не задавал, соблазнившись приятными бойкими речами Эмелина. Лошадь была пегой, худой, но достаточно жилистой - достаточно, чтобы довезти ношу до нужного места. Другие кони совершенно не приглянулись, поскольку в силу своей мощи стоили неоправданно дороже.

Далее ему было необходимо закупиться капканами, ружьями, порохом и крепкими верёвками, чтобы расставить ловушки. Иллюзионист не так хорошо знал Штольни, хотя пару раз их цирк останавливался неподалёку и проводил для местных жителей шоу, но Анселет не слишком рвался в город. Штольни вызывали у него противоречивые чувства, в том числе, из-за тяжёлой атмосферы. Вызнавать расположение подходящих торговцев пришлось у местных, и вскоре Эмелин торговался уже с ними, стараясь выцыганить цену поменьше. Тем более, ловкий молодой торгаш пытался продать капкан с явно проржавевшей пружиной. Он сдался лишь тогда, когда Анселет драматично шагнул к выходу, заявив, что вообще не будет ничего покупать, и предложил неплохую скидку. Мужчина не сильно разбирался в хорошем металле, однако дефекты были видны даже невооружённым взглядом. Каким бы хорошим не был капкан, вряд ли это остановит тварь надолго. Чуть позже ещё иллюзионист забежал к кузнецу, чтобы заказать железные решётки. Эмелин просто верил, что до планов "Б", "В" и "Г" просто не дойдёт. Анселет прямо представил картину, как они горячо благодарят чудовище за то, что оно спокойно постояло в клетке, пока его рисовали, и расходятся.

В итоге, от десяти серебряных осталось целых два, что не было таким уж достижением, но гораздо лучше, чем пустые руки. У того же продавца ловушками иллюзионист договорился о погрузке всего лишь за пару медяков, и остался абсолютно доволен собой. Оставались лишь факелы, но этого в горнодобывающем городе было навалом, заняло лишь малую часть дня. Завершив все покупки, вполне удовлетворенный исходом мужчина остался в таверне в ожидании весточки от Фейн. Они ещё договорились заранее съездить на место и обыграть ситуацию, прежде чем связываться с Туманом, поэтому ожидание было особенно тягучим и неприятным: это вам не репетиции в цирке.

Отредактировано Эмелин Анселет (2021-11-27 20:33:56)

У Фейн всегда были хорошо развиты тактические навыки, в отличие от Эмелина. Она неплохо продумывала их будущие вылазки, поэтому иллюзионист безоговорочно доверял планирование ей, стараясь быть максимально полезным в других сферах, где разбирается больше. На бумаге план выглядел достаточно сложно, поэтому мужчине пришлось прочитать текст пару раз. А уже когда девушка вернулась с разведки, план был изложен в виде подробной схемы, которую Анселет изучал досконально. От успешности зависела их жизнь. Впрочем, свою часть работы Эмелин выполнил хорошо, поэтому у них было всё необходимое.

Яды он купил ещё в Утёсах, причём в более концентрированных дозах, ведь наверняка на туманную тварь нужно большее количество вещества. Разумеется, если они вообще чувствительны к отравлению. Паралитические яды тоже действовали не сразу, они распространялись по крови людей медленно, постепенно сковывая части тела. Но есть ли у тварей кровь? Или что-то, что заставит яд подействовать? Никто не знал, даже чёртов художник, прибывший к ним сразу после весточки Фейн. Эмелин никогда не наносил такое дикое количество яда на иглы, поэтому боялся уколоться сам, что уж говорить о других (и следил, чтобы Марк не накололся случайно). Пока подруга отдыхала и рассказывала о результатах разведки, иллюзионист готовил собственное оружие, и прятал иглы в специальный чехол.

Анселет чувствовал целую гамму эмоций: от лёгкого волнения до паники, ведь боялся, что в процессе что-то пойдёт не так. Они могут потерять друг друга – этого Эмелин опасался больше всего. Несомненно, если возникнет ситуация, он готов применить все свои навыки и создавать иллюзии до тех пор, пока не потеряет разум и не начнёт путать реальность с воображением. Проблема была лишь в том, как работает сознание твари. С людьми было проще: они видят и слышат, чувствуют запах и касаются предметов. А видит ли тварь? Или слышит? Или только чувствует запахи? Как именно повлиять так, чтобы иллюзия сработала и одурманила сознание? С этим придётся разбираться на месте.

Но они шли на туманную тварь. Гарантий никто не давал. Иллюзионист обещал просто не думать о худшем исходе, но быть готовым буквально ко всему. Как и обычно, он просто отбросил свои чувства. Если план Фейн сработает, у них будут неплохие деньги.
Сначала Эмелин предложил отправиться на место с пустыми руками, чтобы девушка показала все места и сориентировала по местности. Они осмотрели и лесок, и шахты, и домики шахтёров. Здания выглядели хрупкими, поскольку уже порядочно покосились со временем, однако лучше, чем ничего.

Когда друзья уже привезли всё необходимое, начался долгий и утомительный процесс установки. Всё было разложено: капканы, ловушки, факела и металлические решётки, припасён и порох. Анселет на всякий случай укрепил ставни на окнах шахтёрского домика, где они должны были прятаться, чтобы Туман не проник внутрь. Сейчас уже план, изложенный на бумаге, приобрёл более ясные черты, поскольку Эмелин увидел всё своими глазами. Мало того, они на словах обсудили все моменты и отточили все варианты на практике. Особенно жуткой перспективой было попасть в капкан, ведь тогда можно лишить себя возможности убежать.

Марк в этом грандиозном плане должен был выполнять простую роль: не лезть под ноги, не высовываться, просто держать холст и листы при себе и ждать, когда тварь окажется парализованной или пойманной. В конце концов, исследователь мог укрыться в шахтерских домиках, если ни один из планов не сработает вовсе. В их тактические цели Марк был посвящён подробно, словно бы ему предстоит быть участником, но нет. С Фейн Эмелин работает давно и знаком с её поведением, повадками и методами боя, а художника страшно даже приманкой выставлять, мало того, за такие дерзости (и потерю сопровождающего) их могли потом поколотить. Если выживут, разумеется.

Их театральные декорации были готовы, уже ничто не мешало начать шоу. Ночью они притаились на запланированном месте, ожидая тварь. С наступлением темноты Туман всё больше сгущался, но у Эмелина был факел. Все нормальные люди избегали находиться на улице в такое время, но у них и правда не оставалось выбора, как заработать. Анселету казалось, что белесая дымка удушает, мягко касается волос и проводит по напряжённым предплечьям. Отец всегда находил в сыне родство с Туманом, обвиняя случайность в том, что у них родился такой светловолосый мальчик. Но в тёплые родственные отношения с Туманом иллюзионист не верил, поэтому молча ожидал появления твари, отгоняя белые клубы от себя факелом, и от напряжения стараясь лишний раз не дышать. Мужчина чуть крепче сжал чехол с иглами, нервно прикусив губу.

[indent] Марк Рамсхорн не так представлял себе эту экспедицию.
[indent] Возможно, что старик Майнц совсем выжил из ума, раз согласился на сотрудничества с этими людьми. Они не были ни стражниками, ни сервитами, а циркачами – циркачами, Свет их помилуй! А он, Марк, узнал об этом слишком поздно: сперва вызвался добровольцем, чтобы поучаствовать в экспедиции, а потом, когда отказываться было слишком поздно, узнал, с кем именно он будет иметь дело.
[indent] День прошел в трудах, скрашенных разве что перерывами на еду (ах, как Марк в тот момент скучал по столовой Университета) и отдыхом, чтобы ночью в самый важный момент никто не уснул. Фейн заставила его несколько раз пробежаться, дабы убедиться, что их план сработает как нужно – а бегун из Марка всегда был так себе. Впрочем, он и не жаловался – понимал, что это необходимость, иначе они все здесь умрут. Ему, конечно, выдали пистоль, но Марк думал, что единственная польза от оружия при встрече с туманной тварью лицом к лицу будет только в том, чтобы прикончить себя, пока его не сожрали. Если бы Фейн все оружие держала только у себя, то в случае, если девушку сожрут, у Марка не оказалось бы ничего, чтобы самоубиться без мучений.
[indent] А еще у него был факел и альбом для зарисовок. Света факела в руках его спутников, а также от огня, который исходил от огненного кольца вокруг них, хватало, чтобы он смог бы нарисовать всех существ, которые появятся из Тумана, но Марк всерьез беспокоился, что вдруг заклинание Фейн каким-то образом дрогнет и пламя рассеется, а у них останутся только факела да молитвы – а Марк не знал ни одной.
[indent] И вот близилась ночь. Марк нервничал: уголь в его руках чуть дрожал, и чем темнее становилось, тем сложнее было успокоиться. Он слышал шум крови в голове и думал, что сейчас его сердце вырвется из груди. Думал, что нужно было оставаться в Утесе. Наверное, там сигнализировали фиолетовыми вспышками в небе – Марк наблюдал, как к ним приближается Туман, скрывая все серым маревом. В голове мелькнула ужасающая мысль: что будет, если пламя погаснет? Как он умрет в Тумане? Куда исчезнет его тела – или же что случится с его разумом, если Туман превратит его в кусок мяса без искры рассудка? Или же сделает его калекой, который будет вопить в муках несколько часов, а потом застынет мертвым изваянием? Может быть, что он исчезнет в Тумане и больше ничего не будет, только пустота?
[indent] От размышлений о том, какая ждет его судьба, Марка вывело движение, которое он заметил в ночной темноте.
[indent] Наверное, Марк бы сказал, что оно похоже на человека. Оно приближалось на двух ногах, с двумя руками, туловищем, головой – но это нельзя было назвать телом в привычном понимании слова. Существо, которое неловкой медленной походкой, шло к ним, сплетенное из Тумана – его сизые вихри исходили от силуэта твари, словно та дымилась при каждом неловком шаге. Из серого марева показался и второй силуэт – такой же неторопливый и такой же бесплотный. Они двигались, с трудом переставляя ноги, и замерли только тогда, когда подошли к кольцу пламени, и синхронно повернули безликую голову к живым – и Туман, служивший им пустыми лицами, зарябил, соткал безгубое и беззубое подобие рта, и из него полилась тихая песнь, пока тихая, словно далекое эхо, и печальная, как похоронный плач.
[indent] – Мы все умрем, – прошептал Марк, но его рука уж выводила первый набросок углем.

Контроль огня не отнимал много внимания, и Птичка могла сосредоточиться на том, чтобы вглядываться в густую пелену окружившего их тумана. Ее сердце тревожно колотилось в груди, отмеряя утекающие секунды, и она старалась не думать о темноте, что накрыла их с уходом солнца.

Фейн страшно боялась темноты. Ей казалось настоящим благословением уметь манипулировать эфиром, чтобы создавать огонь, который с легкостью мог если не рассеять, то хотя бы отогнать тьму. В ее комнатке ночами напролет горел свет, и особенно в последнее время. События близ Можжевельника нагнали на нее страху, и возвращаться во тьму Фейн боялась.

Изломанные черные лапы деревьев зловеще покачивались над их макушками в такт ветру, и меж ними едва-едва можно было различить кусочек черного неба с россыпью звезд и рваными серыми облаками. Но смотреть вверх у Фейн не было желания. Она боялась темноты даже больше того, что действительно могло из нее выйти. Перед ее глазами то и дело вставал давнишний покойник, старая история, он тянул к ней холодные пальцы и хотел увлечь с собой в туман.

Тряхнув головой, прогоняя пугающие саму себя мысли, она распалила круг чуть сильнее. Здесь им ничего не грозит. Пламя не пропускало ночной холод к ним троим. Не пропустит и тварей. Единственное, против чего оно бессильно - ее собственные фантазии. И потому, пока они ждут, стоило отвлечь голову какой-нибудь интересной мыслью. Например, близящейся свадьбой.

Но обсуждать это с попутчиками она не хотела. И так уже, наверняка, утомила Эмелина этими разговорами. А уж посвящать в свои планы и переживания Марка - постороннего человека - и вовсе не хотелось. Но и поразмышлять о дне, который должен будет стать самым радостным, самым потрясающим и самым лучшим днем в ее жизни, Фейн не удалось. Ее отвлекало буквально все - от шумевших своими макушками деревьев до шелеста травы. Завораживающий танец пламени на несколько минут рассеял ее внимание, и Птичка погрузилась в полумысль-полувидение какого-то своего танца, который она, когда-нибудь поставит, а, может быть, на утро уже позабудет.

Они появились из ниоткуда. Их фигуры выплелись из клубов тумана, словно естественное его продолжение. Увлеченная своими мыслями, Фейн даже не сразу их заметила. Только когда первый из них подошел к самому кругу, она вскинула голову, и глаза ее от испуга на мгновение расширились.

Сколько бы не представляла себе этих чудовищ, ожидания все равно были обмануты. Их тела были похожи на человеческие - четыре конечности, голова. Вот только... один из них на глазах становится больше. Птичка рефлекторно сжимает кулаки, и огонь вокруг их полянки словно бы становится навытяжку. Этого не видно глазу: пламя по-прежнему сохраняет свою высоту и продолжает так же беззаботно танцевать на рыжей траве, вот только Фейн вся подбирается и тянет за собой эфир. Нити натянуты и звенят одной ей понятной мелодией, готовые в один миг откликнуться на ее приказ.

Но ничего не происходит. Пять секунд, шесть, десять. Справа зашелестели страницы альбома - Марк судорожно водит углем по бумаге, даже не опуская глаза вниз. Его рот от волнения приоткрыт, дыхание неровное. Он словно забывает вдыхать, так боится не успеть.

И вот до ее ушей доносится мелодия. Странная, тихая. Она словно продолжение самого тумана. Твари воют в унисон, разливая свою мистическую песнь по поляне. Что они хотят этим сказать? Что внушил им Эмелин? И сработали ли его чары вообще? По спине Фейни пробегают мурашки, вороша ершик коротких рыжих волос у самой шеи.

– Иллюзии не работают с ними. Я… что-то не так. Магия сработала, но словно вхолостую.

Она обернулась к нему и коротко кивнула. Что ж, это было бы слишком просто. Иллюзии не сработали, и, значит, они будут действовать по обстоятельствам, как задумывали.

– Нам надо заткнуть уши. Что бы они не пели, это не приведёт ни к чему хорошему, - добавил Анселет так, чтобы все слышали.

Идея была неплоха. Вот только так они сами лишали себя возможности общения. И, если с кем-то что-то случится, они могут не сразу это понять. Хотя, возможно, громкие крики о помощи все же пробьются через сделанные из подручных материалов затычки.

- Хорошая идея, - кивнув в благодарность, она взяла у Эми кусочки носового платка и, следуя его примеру, тоже набила их глиной. - Но если что, кричите громче. Иначе можем потерять друг друга.

Она могла только порадоваться, что они не поленились и не только обговорили детали плана, но даже отрепетировали. Так каждый из них и без слов точно знает, что ему нужно делать.

Краем глаза Фейн проследила, что и Марк обезопасился от ночного песнопения. И, хоть она его больше не слышала, в голове вертелись уплывавшие в небытие ноты. Все это было страшно до чертиков, но Птичке показалось, что она уловила в них печаль. Печаль о чем-то очень далеком и не сбывшемся. О каких-то похороненных навек мечтах. Что-то личное, и в то же время простое и понятное каждому.

Будь у нее выбор, Фейн бы слушала тварей дольше.

До нынешнего дня Эмелин не сталкивался с туманными тварями. В цирке всегда соблюдали осторожность, а уже после мужчина контролировал своё расписание так, чтобы не оказываться в опасных местах в тёмное время суток. Нет, он видел туман и жуткие белые клубы, но это не так жутко, как приближение бесплотных белесых тварей, от вида которых мурашки шли по коже. Сейчас Анселет всерьёз опасался, что воссоединится с Гиселлем гораздо раньше, чем планировал. Страх не ощущался, поскольку всплеск адреналина не давал впасть в панику.

Факт оставался фактом: иллюзии не сработали. Вернее, сработали, но как-то неправильно. Эмелин на секунду запаниковал, подумав, что просто использовал магию не так, а увеличение – это просто неудачная иллюзия для их глаз, но нет. Прокрутив воспоминания ощущений в этот момент, иллюзионист мог поклясться, что сделал всё верно. Просто с тварью что-то не так, а не с ним.

Когда пришлось заткнуть уши, мужчина на некоторое время потерялся в пространстве, ведь это важная часть восприятия, но песнопений он больше не слышал, и был искренне рад. Даже если в этой ситуации Эмелин слегка перебдел, пусть так, чем получать последствия. Если эти напевы хоть сколько-то относятся к ментальной магии, то им несдобровать. Он убедился, что так поступили оба спутника, и вновь поднял взгляд на туман, заметив, как из белых клубов выходят новые твари. Теперь на них в круге из огня смотрело аж шесть существ, причём явно не с намерением просто понаблюдать за циркачами. Дурной цирк какой-то получается. И Анселет бы не переживал, если не один факт: ближайшая к ним тварь просто сожрала огонь, словно это несущественная мелочь. От удивления у Эмелина округлились глаза – он поверить не мог, что это возможно. Многие говорили, что огонь отпугивает туман, но, судя по всему, быстро организованный эксперимент доказал, что не совсем. К сожалению, результаты их исследований до факультета Натурфилософии никто не донесёт.

У иллюзиониста остался лишь один вопрос. Он медленно достаёт из чехла иглу и бросает в ближайшую тварь, тем более, она порядочно увеличилась, нажравшись огня. Прицелиться, когда руки дрожат от страха, довольно сложно, да и мужчина старался действовать осторожно. На этих железках было столько яда, что любое неловкое движение могло положить конец существованию и самого Анселета. Но иллюзионист тренировался в метании, поскольку на одной магии, как показала практика, далеко не уедешь. Но игла проходит сквозь тварь, Эмелин слышит звук падения в траву. Теперь вопросов не осталось. А ещё теперь их спасёт только Свет, да и то, вряд ли. Стоит ли говорить, что и на оружии далеко не уедешь?

Даже через самодельные вставки для ушей Анселет слышит крик Марка. Иллюзионист видел, что художник и так весь на нервах, а это лишь показывало, насколько они здесь все напряжены. Не без причины. Эмелин даже не представлял, что делать дальше. Он и так был хреновым стратегом, а в критической ситуации – особенно, тем более, когда всевозможные способы не сработали. Оставалось переходить к плану «Б», «В», «Г» и до бесконечности, пока они не доживут до рассвета. Благо, их пока мужчина помнил, несмотря на бедственное положение.

Эмелин не думает. Он поворачивается к Фейн и Марку. Кажется, желание бежать было не только у художника, поэтому даже без знаков все бросаются к пещере, едва огонь в круге погасает. Поскольку подготовка сопровождалась тренировками, Анселет спокойно ориентировался, стараясь не выпускать факел из рук. Они преодолевают область с капканами и оказываются в старой шахте. Сердце билось где-то в горле, Эмелин тяжело переводит дыхание, обернувшись к тварям. Наверняка капканы не сработают, раз через них так спокойно прошли иглы, но кто знает - сейчас каждая секунда на счёту, и даже если твари отвлекутся на звук, это уже даст маленький шанс на спасение. А могут ли они просочиться через металлические прутья? Так или иначе, им стоило добраться до безопасного места, чтобы не быть сожранными. Одна из тварей казалась особенно большой и нажористой. Эмелин на минутку прикинул, что было бы, если бы они закормили её так, что даже нос не просунется в пещеру. Или они могут проходить сквозь стены? А ломать физические объекты? Загадка.

Отредактировано Эмелин Анселет (2022-02-18 18:44:53)